Вид с Монблана. Наталия Соколовская

ке, о его словах, что прежнее пройдет.

      …Когда две недели назад учительница вошла в класс, в их пятый «а», сформированный из бывших трех четвертых, – никто не встал. Вопиющее нарушение правил: все знали, что положено здороваться вставанием, если в класс входит взрослый. Но делать это просто так у них не было сил, а в старой седой женщине с прозрачным лицом и водянистыми подглазьями никто не признал всегда подтянутую Аллу Степановну, завуча младших и средних классов.

      – Здравствуйте, дети!

      По классу прошел шелест, и крышки парт начали нестройно стучать.

      – Садитесь. – Алла Степановна обвела глазами то, что осталось от параллели. – А теперь давайте поприветствуем друг друга по-настоящему.

      И тогда класс сорвался с мест, и крышки стукнули громко и слаженно, так, что Алла Степановна засмеялась.

      – Вот теперь я вижу, что вы рады встрече. Я буду вести у вас новый предмет, географию. И еще один новый предмет, физику. Но это пока не вернется с фронта учитель физики. А он скоро вернется. – Алла Степановна сделала ударение на слове «скоро». – Садитесь. Кто дежурный?

      Все подняли руки.

      – Отлично. Первая колонка, правый ряд.

      Встала девочка.

      – Пожалуйста, назовись.

      – Александра Прозорова.

      Девочка отвечала тихо, чуть задыхаясь. Алла Степановна смотрела на нее, словно прикидывала, справится ли.

      – Хорошо. Приведи в порядок доску.

      На доске остались нестертыми еще с тех пор темы выпускных сочинений.

      Девочка повернулась к учительнице, спрашивая глазами, что делать. Было заметно, как слева, на груди, колыхалось белое крылышко ее парадного передника, одетого поверх свитера.

      Обращаясь к классу, Алла Степановна сказала:

      – Мы должны двигаться дальше.

      Тогда девочка взяла в руки тряпку, белую, заскорузлую от мела.

      – Подожди, я полью.

      И Алла Степановна подняла стоящий возле буржуйки чайник.

      Она плеснула воды в подставленные девочкой руки, и помещение вдруг наполнилось привычным, ни с чем не сравнимым запахом мокрой меловой тряпки, и весь класс шумно потянул носами.

1

      Здесь, на краю мира, который когда-то был его миром, старик оказался против своей воли. Его лишили всего и отправили сюда, в место безвидное и пустынное. Рядом с его новым жилищем протекала река. Эта была та же река, что и возле его прежнего дома. Но здесь воды ее текли вспять.

      Со своего нового берега он видел оставленный им город и обещал себе никогда не возвращаться, но однажды не сдержал слова, потому что пришло время и тот, у кого был ключ от бездны, снова открыл ее.

      Пока еще были силы, старик поднимался на крышу дома. За ним всегда увязывался мальчик. Однажды к ним присоединилась девочка.

      В те дни над городом носилась метель, срывая с крыш полотнища снега. Полотнища метались, закручивались вверх и опадали, и казалось, что город раскачивается на них, парит между небом и землей.

      «Граде небесный», – обращался к этой белой мгле старик. И еще говорил: «Вот скиния Бога с человеками», и слезы катились по его лицу.

__________

      Мальчик родился накануне переезда на новое место. Когда он смог видеть и понимать, то узнал, что живет на окраине, на правом берегу реки.

      Улица, на которой стоял их единственный в округе каменный дом, называлась Пустой. Параллельно ей шли улицы Глухая и Молчаливая, застроенные деревянными двухэтажными жилыми бараками.

      Но были здесь и другие постройки, старые. Например, бумагопрядильная фабрика на той стороне реки, откуда соседка, прядильщица Антонина, приносила разноцветные, закрученные косичкой нитки мулине. Или казармы бывшего Новочеркасского полка, теперь там снова была казарма, и в ней работала поварихой другая соседка, Евдокия. Или здание пожарной части с башенкой-каланчой, на которую однажды ему посчастливилось подняться благодаря соседу, начальнику пожарных Василию. Еще было штабное здание полигона, где до своего ареста служил отец мальчика. А если сесть на трамвай и ехать среди кустарников и болот в самый конец проспекта имени Ленина, то можно было увидеть целый маленький город из таких зданий: трамвайное кольцо находилось возле больницы Мечникова, в одном из корпусов которой, на отделении общей хирургии, работала его мать.

      Сложенные из темно-красного кирпича, как бы изнутри прокаленные, простые и надежные, похожие, благодаря чуть зауженным окнам, на средневековые крепости, эти здания фиксировали местность, придерживали ее так же, как тяжелое пресс-папье, бронзовый колокольчик и массивная чернильница с медной крышечкой придерживали на письменном столе старика бумаги, готовые улететь при любом сквозняке.

      Комнату в многонаселенной коридорного типа квартире отец мальчика получил от работы. А до того молодые жили на Петроградской стороне, то у одной, то у другой родни. Отдельную комнату в коммуналке родители называли счастьем, потому что она была своя. «Какое счастье», – говорила