Змеева дева. Алла Гореликова

воздух. У тех, внизу, наверняка ноют зубы и вибрируют кости от этого звука; впрочем, вряд ли обреченным поселянам есть сейчас дело до таких мелочей. Кого волнуют дрожащие кости, когда горишь заживо! Но, может быть, кто-то спасется. И запомнит, как вырвался из черного облака серебряный змей, несущий возмездие!

      Шелковая грива тысячью плетей хлестнула по лицу: С‑ссе‑е дернулся вверх, сбив линию полета в крутую петлю. Там, где были бы они в этот миг, не заметь змей опасность, вспухли ватные шарики разрывов. Лели зло зашипела: вперед, быстрей, огонь! Цель! Сквозь кожу летного костюма прошла волна жара: змей плюнул огнем. Еще, еще – вспышки слились в горячую пульсацию, порождающую в теле мучительно-сладкий отклик. Пик силы.

      В стороне, у реки, мелькнул стальной отблеск.

      – Жги! – завизжала Лели. Крохотные фигурки у крохотного гранатомета. Оловянные солдатики. С‑ссе‑е несся на них, и воздух гудел, взрезанный напором змея. Цепь огненных шаров накрыла берег, грохнуло, заложило уши: рванули ящики с гранатами.

      Лели прижалась щекой к горячей чешуйчатой шее:

      – Возвращаемся.

      Если кто и остался внизу живой, не беда. Пусть разнесут весть: крылья возмездия быстры.

      В загоне было пусто – они успели первыми. С‑ссе‑е растянулся во всю длину, Лели села рядом. Пропустила сквозь пальцы нагретый солнцем песок, глубоко вдохнула чистый воздух. Над головой, высоко, пылало полуденной белизной небо – чистое, бескрайнее. Небо принадлежало им. Лели зарылась лицом в шелковые пряди змеевой гривы. Змей пах терпко и пряно – запах удачного вылета, запах силы, азарта и злости. Неба.

      По щеке ласково скользнул шершавый язык. Лели упала на спину, счастливо улыбнулась в черные змеевы глазищи:

      – Родной мой.

      «Моя», – откликнулось эхом в мозгу.

      Час-полтора отдыха после вылета, время, принадлежащее только им двоим. Время тихой, щемяще-ласковой нежности – как будто в груди порхают бабочки, задевая крыльями сердце, а живот щекочет горячими лучами незлое вечернее солнце. Язык С‑ссе‑е снова прошелся по щеке, скользнул по шее, щекотно обвел ухо. Лели потянулась с коротким довольным стоном.

      Небо перечеркнула тень, вторая, третья – возвращались с вылетов девчонки. Но это ничего не значило. Здесь, в загоне, не принято мешать друг дружке, здесь для каждой из них есть только одно самое близкое существо – ее змей.

      Лели потянула вниз язычок «молнии» на летном костюме и закрыла глаза.

      За ужином не хватало Хилзи. Никто особо не встревожился: вылет дальний, немудрено, если только к ночи вернется. Северная база считалась спокойной, сюда отправляли отдохнуть после горячих боев на южном фронте или в горах, кишащих партизанами. Здесь и было-то сейчас всего пять всадниц, и Хилзи – самая опытная.

      Но почему-то у Лели дергало сердце дурным предчувствием. Может, потому что С‑ссе‑е беспокоился сильней обычного, ожидая собрата? Тревога змея зудела в мозгу назойливой комариной стаей, никак не избавиться. Только ждать.