Фатима. Сергей Аксу

p>Четырехэтажка протяжно завывала, словно сказочный дикий зверь, продуваемая ветром через закопченные глазницы окон. Ута лежала, свернувшись калачиком, на детском матрасе в углу, у оконного проема. Это место ей нравилось: отличный обзор, все как на ладони. Хотя «лежка» не из самых лучших, даже, можно сказать, опасная «лежка». Отходов почти никаких, если не считать огромную пробоину в стене в одной из квартир на третьем этаже, выводящую в соседний подъезд.

      Она достала пачку «Данхилла», закурила, с наслаждением затягиваясь. В голову почему-то лезли мрачные мысли. А это хуже всего, выбивает из колеи. Начинаешь нервничать, суетиться, делать ошибки. Работа, естественно, насмарку. А любая ошибка в таком положении может дорого ей обойтись. И в мозгу неустанно свербит: «Самое дорогое в жизни – глупость». Притушив окурок, она спрятала его в полиэтиленовый пакет, где уже звякали две стреляные гильзы. Даже для экскрементов у нее был специальный пакет. Она нигде не должна оставлять после себя никаких следов. Этому правилу она следовала неукоснительно.

      Она ждала приближения сумерек. Это было самое удобное для охоты время. После выстрела, как всегда – паника, потом начинают шевелиться, прочесывать, зачищать. А в наступившей темноте вряд ли кто сюда сунется. Самим же дороже встанет. Двумя этажами ниже – пара искусно установленных Расулом «растяжек».

      Ута придвинула винтовку поближе к себе, напряженно вслушиваясь в завывание ветра, гуляющего по крыше, по заброшенному мертвому зданию.

      Она вспомнила далекий, заснеженный в это время года Тарту, рано поседевшую мать, родной университет, в котором училась, и надо сказать, неплохо училась. Почему же она здесь, в этой «дыре»? В этой поганой коробке, продуваемой насквозь холодным промозглым ветром, на рваном матрасе, разостланном на захламленном цементном полу. Да она и не Ута вовсе! Здесь она для всех Фатима!

      Почему она здесь? Что привело ее сюда? Лютая ненависть? Месть? Деньги? Наверное, и то, и другое, и третье. Ненависть к русским, переданная с молоком матери. Месть за убитого на Восточном фронте под Волховом деда, который воевал против частей Красной армии в группе «лесных братьев» под командованием своего земляка Альфонса Ребане, потом в легендарной разведгруппе «Эрна», входящей в состав войск СС. За многострадальную его семью, что репрессировали после войны «коммуняки» и выслали в далекое Забайкалье. Месть за мамину четырехлетнюю сестренку, которая умерла в суровую зиму в далекой сибирской деревне. Наконец, месть за Хельгу, любимую подругу, почти сестру, с которой на соревнованиях разного уровня пробежала на лыжах не один десяток тысяч километров, которую в 95-м в Грозном озверевшие солдаты разорвали «бэтээрами».

      А что же деньги? Да, конечно, и деньги! Что скрывать. Она неплохо заработала на той и на этой войне, отстреливая из засады русских офицеров и солдат. За это платили. И платили хорошо. Платили «зелеными». После первой чеченской она прекрасно устроилась в Германии, в Гамбурге, тренером по стрельбе. Часто приезжала к старенькой матери и родственникам в Эстонию с полными руками подарков. Они были рады за нее. Считали, что жизнь у нее удалась, потому что она имеет любимую работу и удачно вышла за границей замуж. Замуж? Ха! Ха! Ха! Да она терпеть не может этих скотов, вонючих волосатых мужиков. Она всегда испытывала к ним отвращение. Началось с того, как на одной из студенческих вечеринок ее, пьяную, пытались изнасиловать двое однокурсников. До сих пор она вздрагивает от омерзения, когда вспоминает их слюнявые губы и потные суетливые руки, ползающие, словно осьминоги, по ее телу.

      Подкатывался и здесь один молодой чеченец, красавец Рустам, думал, наверное, что не отразим, как Парис. Рассчитывал, что она тут же кинется ему в объятия, забыв обо всем на свете. Но она отшила его. Потом он опять на одной из конспиративных квартир, где они скрывались, попытался позволить себе лишнее и силой овладеть ею. Ей надоели его домогательства, и она пожаловалась Исе. После чего боевики боялись посмотреть в ее сторону, не то что дотронуться пальцем. Иса, правая рука эмира Абу Джафара, его слово в отряде – закон. Никто не смеет перечить ему. Иначе – жестокая смерть!

      Она достала из нагрудного кармана блокнотик в дорогом кожаном переплете, где вела свои записи и расчеты. Последнюю запись она сделала три дня назад, когда сняла солдата, загружавшего на «Урал» бачки с едой и фляги. Пуля на излете ужалила его точно между лопаток. Она видела, как он, дернувшись, выронил из рук флягу и рухнул на землю. Второй солдат, что принимал у него груз, дико заорав, тут же упал на дно кузова и в испуге забился в дальний угол. Машина стремительно рванула с места, оставив убитого лежать в колее. Это было в трех километрах отсюда, у блокпоста за мостом.

      Она всегда была осторожной, в отличие от Хельги, за что та и поплатилась. Ута старалась в день делать не более двух выстрелов, это было как бы неписаным правилом для нее, гарантией ее безопасности.

      Хельга же, стреляя, входила в такой раж, что уже не могла остановиться. Она была отменным стрелком, но ее погубил азарт. Джохар Дудаев высоко ценил их дуэт. Хельга получала от «охоты» не только порцию адреналина, но и огромное наслаждение, сродни оргазму. Она издевалась, играя со своими жертвами. Поочередно вгоняя пули в конечности солдатам, и когда