Зеленые холмы Калифорнии. Екатерина Вильмонт

ть Мамалыга прислала. Я свою родительницу Мамалыгой зову, звания мамы она не заслуживает.

      Он пришел в полдесятого. Красивый – ужас, я аж затрепыхалась. А он на меня так внимательно посмотрел и почему-то ухмыльнулся. Я его сразу возненавидела. Он был взрослый, лет двадцати пяти, наверное, или даже больше и на меня смотрел как на писюху зеленую. Скотина…

      – Ты Стася?

      – Паспорт предъявить?

      – Хочешь сказать, что у тебя уже есть паспорт?

      – Мне семнадцать лет, если хотите знать!

      – О, совсем старуха! На, старуха, держи!

      Он протянул мне довольно большую сумку.

      – Спасибо.

      – А про мать спросить не хочешь?

      – Чего спрашивать, и так все известно.

      – Злишься на нее?

      – А вам-то что?

      – Значит, злишься. Впрочем, я отчасти тебя понимаю.

      – На фиг вам меня понимать? И мне на фиг ваше понимание?

      – У, какая колючка! Ладно, я пошел.

      – Всего наилучшего.

      – Бывай здорова, Стася. Ах да, я же хотел спросить: Стася – это Анастасия?

      – Нет, Станислава.

      – Есть такое имя? Вот достал!

      – Выходит, есть!

      – Ладно, извини, пока!

      Да, с именами у нас в семье обстоит круто. Бабка – Леокадия, Мамалыга – Ариадна, я – Станислава. Нехило, да? Хотя мне мое имя нравится. Оригинально. Но не глупо. Не Изабелла какая-нибудь или Клеопатра.

      В дверь опять позвонили.

      – Кто?

      – Панна Стася, я забыл тебе еще конверт отдать.

      Панна Стася! Меня как что-то стукнуло изнутри, даже живот заболел.

      – Вот держи.

      – Спасибо. А вас как звать?

      – Меня? – почему-то здорово удивился он.

      – Ну да, кого же еще!

      – Игорь, а что?

      – Ничего, просто спросила. Идиот он, что ли?

      – Ну пока, панна Стася.

      – А вы что, там живете, в Штатах?

      – Живу.

      – А… ее откуда знаете? – Я кивнула на сумку.

      – Ариадну? Мы с ней в одном бизнесе крутимся. У тебя, кстати, красивая мама.

      Я поперхнулась, закашлялась. А он засмеялся, да так, что у меня опять живот заболел.

      – Ладно, я пошел. Там, между прочим, приглашение. – Он показал на конверт.

      – Опять? Ей не надоело?

      – Выходит, не надоело. А ты дура!

      – Это почему?

      – Разве кисло посмотреть Америку? Знаешь, какая красота у нас в Калифорнии? Ну пока!

      Он ушел. А я, конечно, прибалдела от него, от этого Игоря. Вообще-то я уже была влюблена в другого Игоря, из параллельного класса, с красивой фамилией Марвич. Но рядом с американским Игорем он сразу как-то скукожился и показался мне обычным сопляком-задавакой. Этот взрослый, мужчина, он крутится в каком-то там бизнесе, в Америке, в штате Калифорния.

      – Ты что, в школе не была? – удивилась Лёка.

      – Не-а.

      – Можно узнать почему?

      – Можно. Мамалыга опять шмотки прислала.

      Лёка только брови подняла.

      – А письма нет?

      – Есть. И приглашение.

      – И ты опять его порвала?

      – Не-а.

      – Что это с тобой?

      – Да я вот подумала… Может, стоит поехать?

      – Стаська, ты издеваешься над бабкой?

      – Даже не собираюсь. Она приглашение на двоих прислала, махнем?

      Мать уехала в Штаты, когда мне было шесть лет. И ни разу не приезжала, только посылала тряпки и изредка деньги. Звонила регулярно, плакала в трубку, канючила, что скучает, мучается и все такое, но… А лет пять назад стала дважды в год приглашения присылать. Но я их рвала на фиг. Больно мне надо! Я обиделась на нее раз и навсегда. Чем шмотки дерьмовые посылать, могла бы хоть разок приехать. Но у нее всегда находилась тысяча причин, по которым она вот именно сейчас никак не могла себе позволить… И лет в двенадцать я решила – все, хватит, нет у меня матери и не надо. Мне и с Лёкой хорошо. Тут я точно знаю – Лёка любит меня и за себя и за мать. И Гера мне тоже за деда и за папашу, которого я и не видела никогда. Я стала называть ее Мамалыгой. Отвратительная пресная каша. Если в нее добавить кусочек сыра сулугуни, проглотить можно. В качестве сыра были посылки со шмотьем. По телефону я с ней разговаривала еле-еле, думала, ее проймет, она все бросит и приедет, а потом поняла – ничто ее не проймет. Ну и ладно. Между прочим, Лёка тоже обиделась. Но Мамалыга ей все же дочь и она от меня эту обиду скрывает. Но я знаю…

      …Обычно я Мамалыгиных писем не читаю, очень нужно! Читает Лёка. Иногда комментирует, иногда требует, чтобы я прочла. А зачем? Там всегда одно и то же: «Дорогие, любимые, простите, жить без вас не могу…» Жить она без нас не может, видали? Это она без мужиков