Тот, кто появляется в полночь. Наталья Александрова

Кофейник расписал ему, как много в пригороде пустующих дач, куда ничего не стоит забраться и где можно разжиться и едой, и даже кое-какими теплыми вещами…

      Ничего из этого не вышло, отовсюду их гнали, в одной деревне чуть не убили таджики-гастарбайтеры, в другой едва не разорвали собаки. Они понемногу забирались все дальше от города, но здесь было еще хуже, люди злее, а собаки и вовсе звери. В довершение ко всему они переругались с Кофейником. Калиныч решил возвращаться в город и пошел к станции, да, видно, выбрал не ту дорогу.

      Дорога сделала крутой поворот.

      Лес кончился, слева открылось унылое поле, на котором тут и там валялись пустые ящики, справа, на пологом холме, виднелся одинокий дом. Дом был большой и какой-то странный, как будто нежилой – то ли недостроенный, то ли, наоборот, начавший разрушаться. В нем было три этажа, но все как бы от разных домов, по чьей-то прихоти прилаженные друг к другу: первый этаж – из массивных серых камней, второй – из красного кирпича, третий – деревянный, с выступающими темными балками. Ни одно окно в этом доме не светилось, и вообще от него словно исходило тоскливое и мрачное чувство заброшенности и безысходности.

      Но выбора не было: уже начинало темнеть, и лучше переночевать в самом мрачном доме, чем под открытым небом.

      Калиныч свернул на узкую тропку, которая взбегала на холм.

      Собачонка, которая до сих пор преданно следовала за ним, остановилась на дороге и залаяла, будто хотела остановить человека. Калиныч оглянулся на шавку и призывно свистнул. Все же какая ни на есть живая душа. Но собака за ним не пошла, она села посреди дороги и завыла. От этого заунывного воя настроение Калиныча, и так отвратительное, еще больше испортилось.

      – Не хочешь идти – черт с тобой, но на нервы не действуй! – Он поднял с земли камень, замахнулся.

      Шавка вскочила, отбежала на несколько шагов и снова завыла.

      Калиныч бросил камень наугад, не стараясь попасть, и побрел к дому. Ноги поднимались тяжело, словно на каждую налипло по пуду грязи.

      Дом окружал дощатый забор, но доски были пригнаны плохо, и бомж без труда нашел дырку.

      Калиныч оказался возле задней стены дома, и тут его ждала неожиданная удача: одно из подвальных окон было разбито. Окно было небольшое, но Калиныч от плохого питания и беспокойной жизни отощал и без труда пролез в это окошко.

      В подвале было темно и холодно, пожалуй, даже холоднее, чем снаружи. Этот сырой холод пробирал до самых костей, проникал прямо в душу.

      Но больше, чем темнота и холод, Калинычу не понравился запах.

      Казалось бы, он, бомж со стажем, привык ко всяким запахам, но здесь, в этом подвале, пахло чем-то особенно неприятным.

      Здесь пахло смертью.

      – Кошка, что ли, сдохла… – пробормотал Калиныч, оглядываясь по сторонам.

      Глаза его привыкли к темноте. Он разглядел сваленные в углу обломки мебели, лестницу в дальнем от него углу и какой-то большой ящик, перегородивший проход к этой лестнице.

      Ящик был старый, из толстых темных досок, обитых железом, сбоку на нем висел большой замок.

      Хозяйственный бомж подумал, что, коли уж этот ящик заперт на замок, значит, в нем хранится что-то стоящее. Он снова огляделся в поисках какого-нибудь подходящего инструмента. На полу, среди многолетней пыли и мусора, валялась ржавая железная загогулина. Не лом, конечно, но лучше, чем ничего…

      Калиныч поддел замок, нажал…

      Его железный инструмент погнулся, но замок остался цел.

      – Ну, ничего… – пробормотал бомж, – я тебя растолкую…

      Он нашел щелку между досками, вставил туда свой инструмент, снова поднажал.

      Доска треснула, кусок отлетел в сторону.

      Из темной дыры хлынуло густое, невыносимое зловоние. Калиныч отшатнулся, закашлялся, но потом любопытство взяло верх над брезгливостью, он потянулся к дыре, заглянул внутрь.

      Ему показалось, что в ящике что-то шевелится.

      Но этого, конечно, не могло быть.

      Бомж пристально вгляделся в душную зловонную черноту – и вдруг увидел глаза. Белки глаз тускло отсвечивали в глубине ящика. Из темноты на Калиныча смотрел какой-то огромный зверь.

      – Матерь божья! – пролепетал Калиныч дрожащим голосом. – Что это за хрень?

      И тут страшная, неведомая сила схватила его за шею и втащила внутрь.

      Он успел подумать, что это невозможно, что, как бы он ни отощал, но пролезть в такую маленькую дыру не может, сюда и ребенок-то не пролезет…

      Больше он ничего не подумал.

      Больше вообще ничего не было – наступила вечная, бездонная ночь.

* * *

      Встречная машина мигнула фарами, предупреждая, что впереди за поворотом затаился гаишник. Лиза машинально притормозила. Ага, вот он, злодей, сидит в кустах! Смотрит сердито – прицепиться-то не к чему. А сам замерз весь, нос прямо синий. Сегодня ветер колючий, ледяной, к вечеру едва ли не ураган обещали. Все-таки махнул ей рукой. Вот еще напасть! Она свернула к обочине.

      – Старший