Укротить ловеласа. Дарья Сойфер

л за рукав. Так резко, что из-за тяжелого инструмента Платон качнулся, как маятник метронома. Но устоял и даже вовремя успел приподнять голову, чтобы очки не слетели: дужки совсем разболтались.

      – Я спешу.

      – На гитару свою опоздать боишься? – плевала явно изнывал от скуки, и теперь ни в какую не хотел упустить единственное за день развлечение.

      Платону подумалось, что эти мальчишки похожи на городских голубей. Мотаются, неприкаянные, высматривают, чем поживиться, возмущенно курлыкают и вот точно по-птичьи вытягивают шеи.

      Платон слегка подпрыгнул, приноравливаясь к весу инструмента. И почему не пошел на скрипку, как Надя?

      – Это виолончель.

      – Да врет он! – влез остряк. – Жратва у него там.

      – Покежь, – плевала ткнул пальцем в чехол.

      – Не могу, я спешу, – упрямо повторил Платон, и уже собрался развернуться, как его снова схватили за рукав. – Пусти!

      Он дернулся изо всех сил, но мальчишка, хоть был и ниже на голову, и минимум вдвое легче, вцепился как клещ.

      – Пусти!

      – А то что? Маманю позовешь?

      – Да я… Тебе так врежу… Что у тебя будет перелом! Открытый! Со смещением! – Платон очень старался говорить с ними на их языке, но сам понимал, как жалки его потуги. Ну не умел он драться, и с языками у него всегда были проблемы. Математика – пожалуйста, чтение – одни пятерки. А языки – ни в какую. До кровавых слез репетиторов.

      – Чего-чего у меня будет?! Народ, вы слышали? – плевала зашелся хохотом и неожиданно для Платона ослабил хватку.

      Физику в третьем классе еще не проходили, и об инерции Платон не подозревал. Это его и подкосило: он так отчаянно пытался вырваться, что не устоял и полетел на асфальт. К счастью, удар пришелся на локоть, не на виолончель.

      – А ну, отошли от него! – звонкий Надин голос прозвучал как эльфийский горн, разгоняющий орков.

      Платон нашарил в пыли очки, кое-как водрузил на нос, – сломанная левая дужка печально болталась, – и посмотрел на свою спасительницу.

      Она, казалось, вообще ничего не боялась. Даже скрипку держала, как автомат Калашникова, и любой, кто попадался ей на пути, инстинктивно чувствовал: смычком тоже можно поколотить.

      – А ты еще кто? – плевала еще хорохорился, но смешки на скамейке стихли.

      – Вопрос, кто ты, – Надя угрожающе двинулась на мальчишку. – Чтоб ты знал, у меня папа – мент. Одно слово – и тебя в детскую комнату заберут, чепушила! Понял? Понял, я тебя спрашиваю?!

      И поскольку плевала ничего не ответил, Надя вдохнула глубоко-глубоко, словно собралась надуть огромный воздушный шар, и над парком разнеслось ее зычное:

      – Па-а-па-а!

      Истерично хлопая крыльями, вспорхнули с деревьев птицы, а стайки шпаны на скамейке как не бывало.

      – Ты цел? – Надя помогла Платону встать, и оба побрели к музыкалке.

      – Локоть немного… – он потер ушибленное место. – Ну точно, синяк будет. И очки… Зачем ты им про папу-мента сорвала?

      – А как они проверят?

      – Ничего, – Платон привычно подпрыгнул, поправляя виолончель за спиной. – Я вот накачаюсь и так им наваляю… Когда-нибудь…

      – Ну да, ну да, – Надя ответила без сарказма, скорее, задумчиво. Уже витала где-то далеко в своих мыслях.

      – А у тебя как?

      Он чувствовал: она не в духе. Слишком хорошо ее знал. И эти вмятины от зубов на нижней губе, и ритм шагов… Маршевый такой, как в «Прощании славянки». На четыре четверти.

      – Она опять сказала, что у меня руки-крюки. И на отчетный концерт не допустит… – Надя поморщилась.

      – Ирина Федоровна?

      – Ну! Я эту сонатину два часа выдрючивала, а ей хоть бы хны!

      – Не волнуйся, на следующий концерт точно возьмут.

      – Ну да, ну да… Есть хочешь? – Надя вытащила из кармана бутерброд в пакете.

      – А ты точно не?… – Платон с такой тоской сглотнул слюну, что Надя просто протянула ему свой обед. Весь.

      – Я не голодная.

      – Знаешь, – Платон остановился перед входом в музыкалку: не любил есть перед кучей народа. – Ты мой лучший друг.

      – Да брось ты…

      – Нет, правда, – он проглотил кусок и посмотрел на Надю очень серьезно. – Я даже думаю, что женюсь на тебе, когда вырасту. И будем дуэтом выступать.

      – Ну да, ну да… – она загадочно улыбнулась и толкнула дверь в музыкальную школу.

      – Нет, правда. Ты что думаешь?

      – Балда ты, Платон, – и, качнув косичкой, шагнула внутрь.

      Глава 1

      Наши дни

      Она поднималась по лестнице решительно и неотвратимо. Как папа всегда говорил, забивала ногами гвозди. Всю жизнь боролась с тяжелой походкой. Как только научилась ходить, так маме стало прилетать от соседей:

      – У вас там строевая подготовка?

      – А вы в курсе,