Бездна между нами. Тахира Мафи

мкнуть губ, не выдать чувств – не то меня надвое разорвет.

      Потому и молчала.

      Заканчивался август. Зной убывал, временами налетал ветерок. Я оказалась среди хрустких от крахмала рюкзаков, среди ровесников в жестких джинсах. Ровесники пахли теплым пластиком и казались довольными жизнью.

      Я вздохнула и заперла шкафчик.

      Начинался очередной первый-день-в-новой-школе-нового-города. Для таких случаев у меня была разработана программа: ни на кого не смотреть. Меня-то саму взгляды постоянно сопровождали; если я поднимала глаза, глядевший считал, что имеет право со мной заговорить. Практически во всех случаях говорили гадость или глупость (часто и то и другое). Я давно решила: проще делать вид, что окружающих не существует.

      Первые три урока я умудрилась высидеть без существенных инцидентов, хотя единственной проблемой на тот момент было ориентирование в школе. На четвертый урок пришлось тащиться в другой корпус. Я пыталась вычислить местонахождение кабинета, вычеркивала номера в новеньком расписании, когда раздался звонок. Толпа самоликвидировалась, я вдруг осталась одна в пустом коридоре. Пальцы сами собой скомкали расписание.

      Кабинет я все-таки отыскала. С опозданием на семь минут. Толкнула дверь, увидела, как на скрип повернулись все до единого ученики. Учитель застыл с открытым ртом, с выражением лица, не успевшим трансформироваться в откровенную досаду.

      Уставился на меня.

      Я отвела взгляд и поспешила сесть на ближайший свободный стул. Достала тетрадку. Вцепилась в карандаш, как в соломинку. Я едва дышала. Когда они отвернутся наконец, когда учитель продолжит уже разглагольствовать?

      Внезапно он кашлянул и заговорил:

      – Итак, повторю: наша с вами программа предполагает изрядные объемы к самостоятельному прочтению, и у тех, кто недавно в нашей школе… – он сделал паузу, заглянул в список учеников, – эти объемы, да и насыщенность учебного плана в целом могут вызвать известные затруднения. – Он замолчал, словно колеблясь. Вчитался в список. И без перехода выдал: – Прошу меня извинить, если я ошибусь в произношении. Твое имя – Шэрон?

      Он смотрел мне прямо в глаза.

      – Нет. Ширин, – ответила я.

      Снова все обернулись ко мне.

      Мистер Веббер – так его обозначили в расписании – не потрудился произнести мое имя правильно, только бросил:

      – А. Добро пожаловать.

      Я не ответила.

      – Надеюсь, – он опять заговорил с улыбкой, – ты понимаешь, что в этом классе английский язык и литература преподаются на высшем из трех возможных уровней?[1]

      Ну и как реагировать? Какого ответа он ждет – и ждет ли вообще? Я ограничилась простым «да».

      Мистер Веббер кивнул и усмехнулся:

      – Милая, похоже, ты классом ошиблась.

      Хорошо было бы сказать: «Я вам не милая. И вообще, не судите по внешнему виду». Однако я проговорила только:

      – Нет, не ошиблась.

      И протянула смятое расписание.

      Мистер Веббер качнул головой. Усмешка его никуда не делась.

      – Не переживай, ты не виновата. С новичками такое случается сплошь и рядом. Кабинет английского для иммигрантов находится на первом…

      – Я по адресу попала, мистер Веббер. По адресу.

      Прозвучало резче, чем мне хотелось. Но я постоянно попадала в похожие ситуации.

      Можно говорить вообще без акцента. Можно повторять как попугай: я родилась в Америке, английский – мой родной язык, иранские родственники смеются над моим неуклюжим фарси, над моими американскими интонациями… Толку – ноль. Всем почему-то кажется, что я вчера высадилась из лодки, которая через шторма и волны доставила к благословенным берегам очередную партию беженцев.

      Усмешка наконец-то сползла с его физиономии.

      – Вот как. О’кей.

      Вокруг захихикали. Я покраснела. Открыла наугад чистую тетрадь. Может, этот жест – переход к учебному процессу – и впрямь отвлечет от меня внимание?

      Не отвлек. Мистер Веббер поднял руки, будто взывал ко мне.

      – Послушай меня, милочка. Лично я – как учитель – совсем не против, чтобы ты осталась в моем классе. Но пойми: здесь будет читаться курс для продвинутых учащихся. Не сомневаюсь, что ты и в самом деле свободно говоришь по-английски…

      – По-английски я говорю не просто свободно, а охренеть до чего свободно.

      Остаток урока я провела в директорском кабинете.

      Выслушала немало интересного о том, какого поведения ждут здешние преподаватели от своих студентов. Уяснила: буду «враждебно настроенной» и «несговорчивой» – придется мне искать другую школу. Узнала: использовать жаргонные и ругательные выражения в классе строго запрещено. Директор меня отчитывал до самого звонка. Потом наконец-то отпустил. Я схватила рюкзак и выскочила из кабинета как ошпаренная.

      А вот спешить мне было некуда. Где бы укрыться? Оставалось еще два урока,

1

Старшеклассники в США сами выбирают уровень изучения предметов. Один и тот же учащийся может, допустим, посещать занятия по математике по упрощенной программе, а занятия по химии – по программе углубленного изучения. Понятия «класс как коллектив» не существует, на всех уроках состав учащихся разный, в том числе и по возрасту. – Здесь и далее примеч. пер.