P.S. Я тебя ненавижу!. Елена Усачева

– девочка в длинном платье, мальчик в черном костюмчике. Основание, как бисквитный торт, украшено розовыми завитками, пастельным взбитым «кремом».

      С легким треском поворачивается ключик. Щелкает механизм. Пронзительная музыка шарманки заставляет карусель бежать. Вверх-вниз ходят лошадки. Барышни с кавалерами никак не могут встретиться – то он опускается до карамельного основания, то она.

      Эля всегда выбирала белую лошадку. Зеленая уздечка, красная попонка. За ней скакал мальчик на черном коне. В черном костюмчике. Ах, как это было красиво. Черная уздечка. Белая попонка. Сам мальчик с темными волнистыми волосами. Розовощекий. Улыбается.

      Улыбающегося мальчика в черном костюмчике Эля увидела к концу дня у себя на парте. И уже потом – разобранную карусель. Зонтик, торт-подставку, замершие вверх ногами лошадки. Ключик вяло завершал свой оборот. Скрипел поломанный механизм.

      – А-а-а-а! – заорали у Эли за плечом.

      Сразу появилось много лиц. Перепуганных, возмущенных, довольно скалящих зубы.

      – Сломали!

      Верещала Дронова. Распахивала свои и без того огромные глаза, прикрывала рот ладошкой. Какой ужас! Какой кошмар!

      – Ой! Подумаешь! Набор винтиков! – Сашка Максимихин бросил на парту последнюю всадницу. Белая лошадка, красная попонка.

      – Зачем ты это сделал?

      Ирина Александровна острой бритвой прошла через взбаламученный класс.

      – А чего?

      Сашка жмет плечами, гнет губы в презрительной ухмылке. Рыжеватый чуб падает на лоб. Глаза щурятся, собираются сухие морщинки. Кожа шелушится.

      – Как чего? – всплескивает тонкими руками Ирина Александровна.

      У нее черные волосы и «ведьминские», темные, глаза. В первом классе шептались, что она натуральная ведьма. По ночам колдует и летает на метле.

      – Ты сломал чужую вещь! Она стоит больших денег!

      – Там одна пластмасса. – Сашка уверен в своей правоте. – В нее играть было невозможно, только смотреть. А так – в самый раз. Да она еще работает.

      Он подхватывает торт-основание и крутит ключик. Механизм трещит и стонет. Все завороженно смотрят. Словно так оно и должно быть – если музыкальная шкатулка заиграет, значит, ничего не сломалось. Но карамельное основание издает тревожное «бздынь», и ключ начинает проворачиваться вольно, не цепляясь за барабан.

      – Отдай! – вырывает остатки игрушки учительница.

      Она растерянно смотрит на парту, на свои руки, в глаза Эли, полные слез.

      – Ну, и что мне с вами делать?

      – Это еще можно починить, – суетится Алка Дронова, подхватывает зонтик с прикрепленными к нему всадниками, пытается вставить их в основание. Но тонкие палочки гнутся, отчего лица всадников кажутся недовольными.

      – Ах, не надо ничего делать! – вскрикивает Эля.

      Она смахивает пластмассовые детальки с парты и пробирается к выходу.

      – Чего она? – вздыхает ей вслед Сашка. – Интересно же было посмотреть, что внутри. А там фигня всякая. Вам чего, пластмассы жалко?

      – Не стоило ребенку в школу дорогую вещь давать, – поддакнула Ирина Александровна.

      Рыдая, Эля выбежала из класса. Слова учительницы звучат настоящим предательством. Как она могла такое сказать? Не поддержала, не убила на месте Максимихина своим «ведьминским» взглядом.

      Забилась в раздевалке в дальний угол под длинные пальто старшеклассников и ревела в три ручья. В ушах еще стоял механический перебор музыкальной шкатулки. Больше всего было жалко белую лошадку с зеленой уздечкой. Мальчик в черном костюмчике так и не догнал девочку.

      – Элька! – обрушилась на нее Дронова. – Ну, чего ты! – Она навалилась сбоку. Ей не жалко, ей интересно, что будет дальше. – Я Максику портфель в женский туалет бросила. Пускай попрыгает.

      – А Ирина Александровна?

      Эля судорожно всхлипывала. Истерика прошла, оставив после себя легкий звон в голове.

      – Написала ему в дневник, вызвала родителей, чтобы они деньги за карусель заплатили. Сколько она стоит-то?

      – Нисколько. – Жалость к себе улетучилась вместе с последним всхлипом. Теперь она ненавидела Максимихина. Люто. Навсегда. – Не нужны мне его поганые деньги. А если он ко мне близко подойдет, я его ударю.

      Пальто перед ними раздвинулись, оранжевая куртка сорвалась с крючка, повисла на коротко стриженной голове, длинным ухом спустилась к острому плечу. Лешка Дятлов, Сашкин друг, смотрел выжидающе.

      – Ну и чего? – протянул он. – Портфель-то верните.

      – Вот пускай твой Сашенька идет и берет, – приподнялась с колен Алка.

      – Дронова, сейчас в лоб получишь! – Лешка сдернул с головы куртку.

      – Это ты в лоб получишь! – кинулась с кулаками Дронова. Но сделать ничего не успела. Сверху их накрыл хрипловатый прокуренный голос:

      – Не, ну ты посмотри, молодежь оборзела!

      Стоящий спиной ко входу Лешка получил пинок