Исход. Игорь Шенфельд

через главного ее героя Аугуста Бауэра берет на себя смелость предположить, что да, такая связь есть. Нити ее невидимы, но реальны, хотя бы уже потому только, что все в Природе взаимозависимо, и богиня-История неделима. А беды наши оттого происходят снова и снова, что вожди наши и сами мы из века в век не желаем или не умеем воспринимать сигналы Истории; оттого происходят наши беды, что мы игнорируем ее уроки. А История, как любая богиня, особа мстительная.

      За большевизм и революцию она страну уже покарала, и страна уплатила ей тридцатью или сорока миллионами жизней своих сограждан, а может быть и больше – никто точно не посчитал до сих пор. Один миллион из этих жизней – были жизни российских немцев. Не все из них погибли, нет: лишь половина. Но оставшаяся половина осталась навеки покалеченной. Несправедливостью. И постоянно ждала восстановления исторической справедливости. Не дождалась. Не об этом ли кричал Аугуст Бауэр пылающему небу под клубящимся атомным грибом на семипалатинском полигоне, не слыша собственного голоса и не замечая ни дымящейся шапки на голове, ни слепого орла, падающего к ногам? Не об этом ли размышлял и писал в своем дневнике уже другой Аугуст Бауэр, сидя на берегу мирной реки, вьющейся среди виноградных холмов западной Германии? Он смотрел в сторону России и вспоминал, как дважды преданные советской властью поволжские немцы увидели в новой российской власти в девяностые годы, в конце тысячелетия очередную надежду на свое этническое возрождение. И были преданы страной в третий и последний раз: теперь уже окончательно. Почему? С какой такой непонятной целью?

      «Мне на Россию наплевать, потому что я – большевик!», – любил приговаривать вождь пролетариев Ленин. Большевиков не стало, но их курс на уничтожение России выжил, а ленинская формула, подхваченная новыми вождями по эстафете, лишь упростилась: «Мне на Россию наплевать!». Точка. Вот вам и все объяснение. Вот почему нет в России российских немцев; поэтому нет и самого Советского Союза. Да и Россия – та, настоящая, великая Россия – тоже не существует больше. Так что есть, имеется неразрывная связь событий в истории, и ткань времен соткана единой нитью.

      Впрочем, в повести «Исход» вся эта философия проходит далеко не первым планом. Эта повесть – о судьбе Аугуста Бауэра, неразрывно вплетенной в судьбу страны, в судьбу России.

* * *

      За моральную поддержку, долготерпение и деликатное сочувствие своему литературно-озабоченному товарищу, всем надоевшему бесконечными рассуждениями о судьбах и проблемах российских народов, автор выражает благодарность коллегам по работе – сотрудникам фирмы «Транзумед», совместно с которыми он многие годы в авральном, подчас стрессовом режиме творил добро, участвуя в строительстве и оснащении больниц и больничных комплексов в России, а также мужественным, решительным и целеустремленным основателям и руководителям фирмы «Транзумед» – Ирине Петровне Александровой и доктору Бассаму Хелю, ведущим бескомпромиссную профессиональную битву с огромным, жестоким и мощным врагом человечества по наименованию «рак». И это – на сложнейшей пересеченной местности современного российского предпринимательства, отнюдь не усеянной розами для инвесторов и энтузиастов, которым если и падают в раскрытые ладони редкие розы с благодарных небес, то преимущественно – колючками вперед…

      Автор желает фирме «ТРАНЗУМЕД ГмбХ Медицинтехник», ее сотрудникам, руководителям и деловым партнерам долгих лет успеха и процветания, направленных на возрождение великой и любимой автором страны – России.

      Никак невозможно отправить в печать эту книгу, не выразив искренней и глубокой признательности тем первым «бета-ридерам» ее, моим друзьям Елене Бадер, Ольге Фельдманн и Марине Фатеевой, а также, разумеется, членам моей семьи, которые еще на стадии рукописи высказывали свои критические замечания, начиная от: «Все плохо!», и до «Здорово, невозможно оторваться от чтения!», а также неустанно исправляли допущенные мною опечатки и всякого рода «ляпы», совершаемые вследствие преимущественно ночного режима работы над книгой.

* * *

      Касательно имен и названий, встречающихся в повести, автор считает необходимым разъяснить следующее: данная повесть представляет собой художественное произведение. Имена, характеры, географические обозначения и описания событий являются либо продуктом воображения автора, либо использованы им с целью и в форме художественного отображения. Любые совпадения имен, событий или мест, описанных в данной книге, с реальными именами и наименованиями являются совершенно случайными.

      Последний август

      Клепп был плотный, мордастый и наглый. Петка, наоборот, тощий и временами почти стеснительный, а также довольно-таки бестолковый. Петка, например, никак не мог взять в толк и охватить убеждением тот факт, что стоящий перед ним Якоб Шроттке, задумчиво ковыряющий в носу, разглядывая винтовку Петки – это не просто трехлетний ребенок, но махровый немецкий диверсант, открывший Гитлеру ворота на Москву с восточной стороны. Это не умещалось у Петки в голове. Мать Якоба, тщедушная Агнес, та – еще куда ни шло: могла и попытаться открыть эти самые неведомые ворота, но и то, по мнению Петки, вряд ли осилила бы сдвинуть их с места – особенно под пристальным наблюдением целой