Очарованная. Шеннон Дрейк

свою силу. И, слава богу, работа уже подходила к концу.

      Видит бог, он сделал ее хорошо.

      Жиль отстучал на машинке последнюю строчку своей статьи и улыбнулся, гордясь собой. «Кто-нибудь сказал бы, что я ухмыляюсь, – весело подумал он. – Но это, наверное, лучшая и самая волнующая вещь из всех, которые я написал».

      Он положил напечатанный лист на стол, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и замер на мгновение, любуясь делом своих рук и наслаждаясь этой минутой тишины и своими талантами. Его дом был одним из немногих в Лондоне, стоявших в стороне от оживленных улиц, а потому писателю не мешал шум, который создавали простые горожане, спешившие по своим делам, и стук лошадиных копыт, сопровождавший движение повозок. И, слава богу, ему не досаждали и рев, и отвратительные гудки автомобилей. Шторы из тяжелой плотной парчи, закрывавшие окна, служили преградой для шума. До его слуха не долетал ни один звук с улицы.

      Жиль изящным жестом отвел в сторону руку и сказал вслух:

      – Да, перо действительно убивает вернее, чем меч.

      Конечно, никто не ответил на его слова. Свою жену – да благословит Бог ее и то состояние, которое она принесла ему в приданое, а также робость, которую вызывает у нее его гениальный дар, – он отправил к ее сестре. Такой талант, как у него, требует полного сосредоточения. Тощую старуху экономку он тоже отпустил на этот вечер. Сейчас он был в своей стихии – совершенно один.

      Писатель засмеялся и снова заговорил вслух:

      – Я один со своими любимыми товарищами – чистым разумом, хитростью и самим собой.

      Он почтительно взял со стола отпечатанный лист своего блестящего творения.

      – Это взбудоражит толпу! – воскликнул он и фыркнул от смеха.

      Он был не вполне уверен, что сам хотел бы находиться среди этих взбудораженных людей. Но ему было приятно осознавать, что он способствует такому волнению. Когда-то над ним слишком часто смеялись. Слишком часто его имени не было в списках приглашенных, когда он явно заслуживал приглашения.

      Так пусть теперь те, кто у власти, заплатят за это!

      Он с драматической выразительностью прочел заголовок своей статьи:

      – «Неужели королевская власть прибегла к услугам хладнокровного убийцы?»

      Да, прочтя это, народ на улицах заволнуется. Люди уже подозревают что-то подобное. И неудивительно: те, кто закончил свою жизнь таким печальным образом, боролись за то, чтобы избавить страну от монархии.

      Если бы у Жиля были не такие хорошие манеры, он, несомненно, сейчас потирал бы руки от радости.

      Писатель встал со стула и огляделся, упиваясь окружавшим его видом, тем, чего он достиг. Как многого он достиг! Какой у него невероятно прекрасный дом! Конечно, дом приобретен с помощью родных жены, но это не важно. Письменный стол у него из самого лучшего вишневого дерева. Лампа на столе куплена у Тиффани. Ковер – роскошный, толстый, привезен со Среднего Востока. Да, он стал богатым, и все это благодаря блеску своего таланта.

      Завтра статья будет напечатана.

      И к середине завтрашнего дня…

      – О господи, я сработал… блестяще! – При всем своем мастерском умении обращаться с английским языком он не смог придумать другого слова.

      Вдруг кто-то захлопал в ладоши у него за спиной. Писатель испугался так, что его сердце на мгновение перестало биться, и ошеломленно повернулся на этот звук. Он уже много часов здесь один, кто же?..

      В задней части комнаты, в углу, который образовывали стеллажи с книгами, выделялась фигура стоящего человека. Он хлопал не с восторгом, а медленно и ритмично – с насмешкой.

      – Вы! – крикнул Жиль. Глаза его сузились от гнева. Он посмотрел на дверь своего кабинета – она была закрыта, как и раньше. Дом был заперт на замок, в этом писатель был уверен. Экономка знала, что он устроит ей хорошую взбучку, если она осмелится выйти из дома, оставив дверь открытой.

      Тогда как же?..

      – Блестяще, Жиль! Да, просто блестяще! – сказал незваный посетитель.

      – Что вы делаете здесь? Как, черт возьми, вы попали в дом?

      Посетитель пожал плечами и вышел из тени в круг света, который отбрасывала лампа, горевшая на столе.

      Теперь писатель смог разглядеть своего нежеланного гостя. Вдруг Жиль почувствовал неописуемый ужас, хотя и не видел у посетителя оружия. Непонятно, как этот человек проник в дом. Как они очутились здесь наедине в огромном темном мире.

      В этом своем убежище он не слышит звуков внешнего мира.

      И его тоже никто не может услышать!

      – Я служу тому, что считаю лучшим для этой страны, и делаю это хорошо! – стал горячиться Жиль.

      – Вы служите только себе, и вы эгоист, – ответил гость. Его крепко сжатые губы медленно изогнулись в лукавой улыбке. – Но сейчас вы окажете стране услугу гораздо большую. В конце концов, вы сами писали, что мы все должны приносить жертвы.

      Глаза Жиля Брендона широко раскрылись.

      И только теперь он увидел