Название | Речетворчество |
---|---|
Автор произведения | Борис Арватов |
Жанр | Критика |
Серия | |
Издательство | Критика |
Год выпуска | 1923 |
isbn |
1) как факт до сих пор небывалый;
2) как факт, возможный только в поэзии;
3) как явление чисто фонетического порядка (игра звуками, «набор звуков»);
4) как явление распада поэзии и поэтического языка;
5) как новшество, не имеющее самостоятельного, положительно организационного значения, т. е. как нечто бесцельное.
В данной статье я пробую:
1) показать, что все эти 5 положений ошибочны:
2) дать социологическое объяснение т. н. «зауми» и ее роли в поэзии.
Что касается до последнего пункта, то здесь мне пришлось ограничиться формулировкой рабочих гипотез: современное состояние поэтики и лингвистики не позволяет претендовать на большее.
I.
1. В целом ряде «опоязовских» работ (Якубинский, Якобсон, Шкловский было) уже показано, что «заумная» речь встречается у писателей и поэтов во все периоды истории. Поэтому приведу некоторые указанные «опоязовцами» примеры, не останавливаясь на этом вопросе дольше.
Еще Чуковский по поводу хлебниковского стихотворения —
Бобэоби пелись губы
Взоеми пелись взоры…
– писал:
«Ведь оно написано размером Гайаваты», «Калевалы». Если нам так сладко читать у Лонгфелло:
Шли Чоктосы и Команчи,
Шли Шомоны и Омоги,
Шли Гуровы и Мендэны
Делавары и Мочоки.
то почему мы смеемся над Бобэобами и Вэоемами. Чем Чоктосы лучше Бобэоби? Ведь и там, и здесь гурманское смакование экзотических, чуждо звучащих слов. Для русского уха бобэоби так же «заумны» как и чоктосы-шомоны, как и «гзи-гзи-гзео». И когда Пушкин писал:
От Рущука до старой Смирны,
От Трапезунда до Тульчи,
разве он не услаждается той же чарующей инструментовкой заумно-звучащих слов. (Приведено у Шкловского: «О поэзии и заумном языке» сб. «Поэтика».)
У Толстого в «Войне и Мире» Якубинский находит псевдо-французскую заумь:
1) Виварика. Вито серувару, сидябника…
2) Кью-ю-ю… летринтала, – де буде ба и затревагала…
Другой пример:
Иван Матвеевич, не без игривости, пропел любимый стишок:
Вуй нуар не по си дьябль
сентере же се кух
ион бецима цитурнамэ
цитурнамэ цитама
Смысл последних слов едва ли мог разобрать самый искуссный филолог, однако в них-то и заключалась, по мнению Ивана Матвеевича, сложная эссенция его взволнованных чувств (Приведено у Якубинского «О поэтическом глоссемосочетании»; сб. «Поэтика».)
Шкловский приводит из Горького: «Сикамбр», «Умбраку», затем стихи мальчика:
Дорога двурого, творог, недотрога,
Копыто, попыто, порыто…
Всем известно «Иллаяли», «Куэха», у Гамсуна, «Бранделясы» у Розанова. Характерно наличие «зауми» у пролетарских писателей: «дрыск», «мякушка» и др. (у М. Волкова «Заковыка»).
2. «Заумь» – постоянное явление в практической речи, в быту. Из моей личной практики: «рах-чах-чах», – «тютельки-потютельки», «тютюнечки», «энбентерэ», «шмаровоз» и т. п. Среди современных московских актеров очень популярна ритмическая «заумь»: «ламцы-дрица… ца-ца», а также: «ямтиль-ямтиль».
На современных общественных форм можно указать на названия кино («Унион» – стало «заумным»), папирос («Мурсал» – указано Винокуром: «Футуристы – строители языка», «ЛЕФ», N 1). В значительной мере «заумны», т. е. лишены предметного значения все имена («Иван», «Татьяна», «Москва», и многие фамилии («Куприн», «Тимирязев»); имена людей настолько «озаумились», что потеряли даже фиксированную связь с человеком, как обязательным объектом номинации («Кот-Васька», «стою на Иване Великом» и т. п.). Отсюда – любовь к «заумным» изобретениям у прежних писателей по линии номинативной: Чичиков, Свидригайлов (см. Крученых, «Заумники», М. 1922 г.).
Особенно употребителен «заумный» язык у детей. Шкловский цитирует:
Перо……
Теро……
УгоДари-шенешка
ТероТонча-понча
ПятоПиневиче
Сото… И т. д.
Иво……
Сиво……
Часто встречается стихотворная и разговорная «заумь» среди сектантов. Опять пример Шкловский:
Пентре фенте ренте финтри фунт
Нодар мисентрант попонтрофин.
Еще:
1. Насонтос ресонтос фурр лис
Патруфутру натри сифун.
2……………………
Савитрай сама
Каптиластра гандря
Сункадра нуруша
Мак я диви луча.
И