Повесть об одиноком велосипедисте. Николай Двойник

ной жизни времени всегда не хватает.

Одинокий Велосипедист

      Отрывок 1[1]

      Отрывок 2

      До работы был час пятнадцать. Но иногда он самопроизвольно растягивался до часа сорока. Пять минут до остановки, десять до метро, далее девять станций с двумя пересадками – пусть каждый перегон по три минуты и столько же на переход – 33 минуты, и еще две остановки или десять минут пешком. Итого: 5 + 10 + 33 + 10 = 58 минут. Но меньше часа пятнадцати – никак. Введем поправочный коэффициент 1,25. Будем умножать на него рассчитанное время и получать реальное. В дальнейшем он нам очень пригодится.

      Маршрутов с моей остановки много, но ходят автобусы косяками, как колонны военных в Чечне. Замыкающие автобусы почти пусты – на них пассажиров не хватает. Первые берутся с боем. Мне кажется, наши люди очень трудолюбивы, потому что так лезут в автобус и толкаются локтями и висят на подножках! И для чего? Чтобы попасть на работу. Еще хватает у кого-то бесстыдства утверждать, что наш народ ленив.

      – Что вы пихаетесь!

      – Я не пихаюсь!

      – Молчите!..

      – Сама молчи, овца!

      Автобус заводит хорошо. В метро после него уже легче. Главное – попасть в вагон. Иногда поезда приходят и бессмысленно, как рыбы, открывают и закрывают двери: никто не выходит и никто не может зайти. Если только с разбегу – и сразу ухватить кого-нибудь из стоящих там за бок или за плечо, чтобы не выпасть обратно.

      В вагоне накатывает сонливость и можно досмотреть продолжение прерванного будильником сюжета. Держаться за поручни – излишне.

      На переходах вспоминаются майские и ноябрьские демонстрации, куда в детстве брал меня отец. Скорее даже ноябрьские, по выражению лиц. Мы колышемся волнами из стороны в сторону, стойко держась намеченной цели. В такие моменты я чувствую, что мы едины. Чувствую гордость. Это происходит в каменной трубе в нескольких десятках метров под землей.

      Все это мне вспоминается теперь со злорадством и без особой ностальгии. Как глупая детская игра, в которой, понимаешь с возрастом, выиграть нельзя, но забавно смотреть, как в нее играют другие.

      Был и другой вариант – в институте, при окончании, предложили работу за городом, с Курского вокзала. Один раз я туда ездил.

      Отрывок 3

      Но руководству и дела не было. В результате я остался один в отделе, где по штатному расписанию должно быть пять человек. Еще приходил, конечно, два раза в неделю Антон.

      Я ничего не успевал. Обеденного перерыва как такового не было, я убегал на пятнадцать минут в столовую. Приходил в девять, уходил не раньше семи.

      Все жаловались на плохую работу отдела, я везде, где можно, говорил, что мне необходим хотя бы еще один человек. Мне отвечали, что у меня есть Антон, и мне не хватало совести каждый раз напоминать, что он бывает только два дня в неделю. Самое поганое, у меня не получалось хорошего контакта на самом верху. Уж так заведено, что для хорошего контакта нужно постоянно мелькать перед глазами, чтобы тебя видели. Это хорошо получается, если ты начальник отдела: поручаешь работу другим – а сам идешь мелькать.

      Мелькать не так просто. Нужно постоянно сидеть в приемной на диване и ждать, пока главный либо придет, либо освободится. Еще нужно быть приятным и полезным секретарю, что руководит круговоротом посетителей. Однажды с отчетом я просидел полтора часа и узнал, что он уехал.

      Так что контакта не было. Зато он был у других. Догадываетесь, у кого?

      А с другой стороны – кто я такой? И не начальник, и не исполняющий обязанности. Никто меня не уполномочивал никого заменять, и никто не возлагал на меня никаких дополнительных функций.

      Отрывок 4

      Я пришел и ждал Костину – старую домашнюю бабушку, как та, что на пакете с молоком. Она работала здесь неизвестно сколько лет и, наверно, не представляла свою жизнь без этих стен. Сидел в ее кабинете и ждал. Рассматривал грамоты за годы безупречной работы на госслужбе. В соседней комнате монотонно била по клавиатуре секретарша Аня. Мне очень нужна была Костина, и я был рад, что ее нет. Я мог с чистой совестью просто посидеть. Немного тянуло в сон.

      Каждый, конечно, решал сам, сидеть ли здесь или идти куда-то еще.

      Но был и разряд таких людей, которые стремились сюда попасть. Откуда они приходили, сказать сложно, вряд ли со стороны. Кто-то их приводил. Они были неплохо одеты, например, в темные костюмы с узкой светлой полоской. Их лица были серьезны, даже если их брали на невысокие должности. Зачем этим обеспеченным людям надо было приходить и устраиваться на небольшую зарплату? И почти сразу же они начинали крутиться около кабинета Т. П.

      Я стоял у окна, в краешек которого попадал сквер. Кое-где из-под снега как будто стала пробиваться трава. Садилось солнце, зажигая стекла многоэтажки напротив. Я, наверно, тоже мог получить грамоту за свои почти шесть лет. Но не получу.

      Окно было открыто, и оттуда шел уже не холод, а всего лишь прохлада.

      –

1

Эти разрозненные записи я получил лично от Одинокого Велосипедиста незадолго перед его отъездом. Я не чувствую за собой права редактировать их и предоставляю читателю в оригинальном виде. Единственное, на что я рискнул, – записать по памяти некоторые эпизоды, рассказанные мне ОВ и не вошедшие в его записи, и вставить их в текст в наиболее подходящих, по моему мнению, местах. Текст первого отрывка был утерян по моей вине спустя две недели после нашей последней встречи.