.

компаньонов. Ну, а если конкретнее, то тавеллианца зовут Лайнус, он – мастер-пилот, умеет обращаться на «ты» с любым летательным аппаратом, способным оторвать брюхо от земли и подняться в воздух больше чем на метр. На Зайде, бикаэлке, держится вся безопасность нашего корабля-внешника. А о кассионийцах ты знаешь столько же, сколько и я, по определению. В известном космосе о них только слепой, глухой, тупой и ленивый ничего не знает.

      – Ты сам-то с выражениями поосторожнее. И это всё?

      – Что значит – и всё? А что ты ещё хочешь?

      – И никаких интересных историй из их жизни?

      – Эти люди не из тех, кто любит распространяться о своём прошлом и обсуждать текущие дела с кем бы то ни было.

      – Суровые ребята, говоришь? Или ты – новичок в их среде? Они-то наверняка многое знают друг про друга. Не раз, небось, попадали в переделки…

      Хуллиган – весьма неглупый парень. К тому же ещё и проницательный. Он был прав. О Зайде я знал больше других, и то лишь потому, что знаком с ней с «сопливого» детства. Кроме того, она как-то в порыве откровенности поведала мне короткую историю своего прошлого. А что я мог рассказать Максу о Зайде? Что она бикаэлка по происхождению, но не по воспитанию? Что воспитывалась в обычной семье на Гэгвэе (Зайде было всего семь лет, она подхватила какую-то тяжелую гэгвэйскую болезнь, стершую ее память, а мать оставила ее в местном приюте и убыла выполнять контракт на другую планету, благополучно забыв о ее существовании)? Что позже, встретив свою мать, опытного и закалённого воина, убила её в ритуальной схватке, доказав по законам Бикаэллы, что та была не права, когда решила её бросить? Нет, этого я сказать не мог. Слишком личное. Зайда совершенно чётко предупредила, чтобы я держал язык за зубами. А об остальных я действительно ничего толком и не знал. Кроме общеизвестных особенностей тавеллианцев и кассионийцев. Я лишь однажды видел Кассионийца «в деле», но пересказывать этот эпизод означало ворошить то прошлое, которое ворошить не хотелось…

      – Что замолчал? – физиономия аватара Макса вытянулась в вопросительный знак.

      – Тебе не кажется… что ты иногда задаёшь слишком много вопросов?

      – Я знаю, – отмахнулся Хуллиган. – Это моя любимая слабость. Ребята иногда посмеиваются надо мной, считают меня назойливым пустозвоном. А я по натуре любопытен. Я люблю жизнь. Я радуюсь этой жизни каждую свободную минуту. Ну и люблю поболтать о ней. Что ж удивительного в том, что мне хочется знать всё обо всех как можно больше? Так жизнь получается полнее, ощутимее. Согласен?

      – Не совсем. Некоторые вопросы не совсем уместны в той или иной ситуации, а тебя, похоже, никакие ситуации не смущают. Есть разница между просто любопытством и назойливым любопытством, не находишь?..

      – Да ну? И что же я такого сказал, что неприятно задело лично тебя?

      – Пока ничего. Забудь.

      Несмотря на свою проницательность, он не заметил, или не придал значения тому, что его предположение о моей несостоятельности в команде Кассида меня действительно задело. А это действительно так. Пять жалки�