Ниночка. Марина Туровская

лась девственницей. Такое тоже бывает. Нечасто.

      Валечка, похваляясь, рассказывала Нинке о вчерашнем приезде Пашки из Пестово.

      – …Он как бы к дяде Коле с покосом помочь, дядька же у него хромой, – светилась любовью Валя. – А сам весь день на наш участок смотрел, меня разглядывал. Слышь, Нинка, а вечером Пашка мне на мобильный звякнул, я и выскочила из дома. И только дошла до сенного сарая, как он меня внутрь затянул и накинулся! Как обнял! – она вздохнула, сдерживая дрожь в голосе. – И тут же абсолютно раздел… В секунду.

      Недоверчиво покосившись на подругу, Нина задержала взгляд на ее старой кофте от спортивного костюма, надетой на футболку, под которой проступал плотный бюстгальтер, на тренировочные штаны.

      – Прям в секунду? – съехидничала она.

      – А чего там снимать-то? – Валя откинула изжеванную травинку. – Сарафан у меня на голое тело был…

      Нинке было немного скучно. Она и в книжках читала об «этом», и по телевизору видела то, о чем говорила Валечка и подруги все уши прожужжали, но сама она к тому, чтобы до нее дотронулся потный мужчина и елозил по ней руками где ни попадя, пока была не готова.

      А может быть, она и не очень бы испугалась, но предложений переспать поступало мало. Нинка была полная, высокая, сильно прыщавая, и с пятнадцати лет сексуальные домогательства отметала враз, одним тяжелым ударом. Ее стали называть Бочкой с жиром и еще Тумбой Юханской.

      Нинка как-то спросила маму, чем это таким обидным ее дразнят, и мама, которую в детстве тоже дразнили Жиртрестом, пояснила, что Тумбой звали какую-то финскую женщину не то в шестидесятых, не то в пятидесятых годах. Она отличалась большим ростом и весом.

      – Ничего, Нинка, потерпи с годик, – наставляла дочку Аня. – Прыщи у тебя сойдут, уедешь из нашего деревенского гадюшника, и будут тебя называть Брунгильдой и Марфой Посадницей. Обе были очень крупными бабами и сами выбирали себе мужиков.

      Мать с дочерью тогда сидели вечеряли. Правда, не с самоваром, а с электрическим чайником. Но все равно их распаренные после бани лица, просторные рубахи, пирог и пирожки на столе, большие чашки с чаем и старая хрустальная сахарница напоминали сценку типичного деревенского чаепития.

      – А Брунгильда кто? – спросила Нинка, стесняясь уточнить о Марфе. – Я про Посадницу по истории что-то слышала, а про эту…

      Тетка Аня задумалась, вспоминая мифологию, хлебнула чайку и, чтобы не вдаваться в подробности, которых так и не вспомнила, пояснила:

      – У скандинавов или германцев была такая воительница, а может, королева. Все время воевала да с мужиками разбиралась. Очень сильная, говорят, была девушка. Короче, она как Зена в твоем детском сериале.

      Имя Зены тогда Нинку успокоило.

      Была, была у Нинки тайная любовь – к высокому и красивому Алексею, работавшему то пастухом, то трактористом. Но тот, прогулявшись по всем окрестным деревням, не затронул только тех баб, кому за пятьдесят, и Нинку. А потом родная Нинкина тетка Оля прибрала Алексея со всеми потрохами и женила на себе, несмотря на разницу в пятнадцать лет. Тетя Оля – женщина красивая и властная, к тому же самая богатая невеста на весь Боровичский район. Перечить Ольге боялись все, даже местное начальство.

      Так что не случилась пока у Нинки любовь.

      – Эй!

      На берег речушки спускалась громогласно-горластая тетка, Нинкина мать. Известная скандальность Анны также отбивала у местных ребят желание заняться любовью с Нинкой.

      Нина отвлеклась от вязания и обернулась на шум съезжающего по откосу нехилого мамкиного тела.

      – Нинка, подь сюда! Там твоя бабушка к нам в гости пришла. В светлой комнате сидит, чай пьет, тебя требует.

      Нинка увидела, как вздрогнула Валечка.

      – Ой, Нин, – подруга быстро зашептала, жадно вглядываясь в ее глаза. – Спроси у бабы Полины заговор на парня, только запиши подробно, чтобы не перепутать.

      Нинка вздохнула, и дряхлый, еще от бабушки, сарафан предупредительно треснул на ее типично российской фигуре.

      – Нельзя, Валя. Не стоит. Приворожишь, а он вдруг осточертеет?

      Валечка повернулась к подружке всем телом.

      – Кто? Паша? – Валька смотрела на Нину с тем самым выражением, с каким смотрят на человека, объявившего, что завтра зацветут все окрестные деревья, хотя на дворе февраль и на лету мерзнет плевок. – Он не может надоесть! У нас настоящая огненная страсть!

      «Вот ведь слов из сериалов нахваталась, – подумала Нинка. – Лучше бы не про любовь, а ситкомы смотрела, там хоть посмеяться можно».

      Нинкина мать попыталась затормозить и прислушаться к разговору девчонок, но глина на берегу после двух дождливых дней не смогла выдержать напора ее мощного тела и осела, протащив вниз тетку Анну почти до самого берега, где сидели подруги. Она встала и отряхнула растянутую старую трикотажную юбку.

      «Небогато живем», – спокойно подумала Нина.

      – Ой, е! Блин! Упала! – Тетка Анна сняла с юбки налипший репейник и хитро сощурилась: