Окончательный монтаж. Михаил Март

й причине купленные в Париже шедевры получали статус подлинника, не требовавшего дополнительных экспертиз.

      Жорж склонил голову набок и поджал нижнюю губу.

      – Баскаков покупал картину у нас. На холсте должна остаться метка. Ты ее помнишь?

      – Конечно. Я не о том. Мы видели все полотна в апартаментах, расположенных на нашем этаже. Если в нашем номере висит подлинник, значит, и в других тоже. Никто же не знал, в какой номер мы попадем и какой картиной заинтересуемся.

      – Что ты хочешь этим сказать, Жорж? – с недоумением спросил брат.

      – Я не верю, что Илья Баскаков мог продать отелю все свои шедевры. Их тридцать. И не говори мне о деньгах. Картины бесценны и дорожают с каждым днем. Баскаков четверть века собирал свою галерею, начинал с пяти картин, оставленных ему в наследство дедом. Он никогда ничего не продавал, только покупал. Деньгами его не соблазнишь, он одержимый.

      – Владелец отеля показывал нам купчую. С такой сделки платится бешеный налог. Я о другом подумал. Если Баскаков нашел гениального копииста, а такие есть, то он мог ввести в заблуждение Рашида Мамедова. В этом случае определит подделку только лабораторное исследование.

      – Наша метка на обратной стороне холста даст исчерпывающий ответ.

      Морис покачал головой:

      – Мы поднимем на ноги весь отель. Тут же сигнализация. О ней нам прочитали целую лекцию.

      Он подошел к телефону.

      – Кому ты звонишь? – спросил брат.

      – Баскакову. Зачем гадать? Я хочу задать ему вопрос напрямую.

      На звонок ответила женщина.

      – Мадам Юлия? Вас беспокоит Морис Леблан.

      – Рада вашему приезду. Приятный сюрприз.

      Жена галерейщика, как и сам Баскаков, прекрасно говорила по-французски. Она сопровождала супруга во всех турне по аукционам, в качестве арт-директора вела переговоры по купле картин, так как Илья был слишком импульсивен. Страсть коллекционера не давала ему возможности поступать трезво и расчетливо. Юлия же отличалась холодным умом и исключительной выдержкой.

      – Мы не могли не приехать. На приглашениях, разосланных по всему свету, репродукция картины Кандинского «Этюд к импровизации № 3». Она была продана в Нью-Йорке за сорок один миллион долларов в прошлом году.

      – Хорошая завлекалочка, месье Леблан. Артистам прислали приглашения с портретом Мадонны, а владельцам отелей-конкурентов – с фотографиями золотых унитазов. Это же обычный маркетинговый ход. Вы на него клюнули. Как, впрочем, и другие.

      – Но я видел своими глазами и Кандинского, и Малевича. Каталожные картины. Они же принадлежат вам.

      – Уже нет. Наверняка хозяин отеля хвастался купчей. Документ подлинный.

      – Не сомневаюсь, мы знаем толк в таких документах. В бумагу можно поверить, но вот картины… Ваш муж не мог отдать подлинники, в них вся его жизнь. Или он решил лечь в могилу в расцвете сил?

      – Да, сердце у него не очень здоровое, но я думаю, что лет двадцать он еще проживет. Что за картина висит перед вами?

      – Кандинский. «Кроткое создание». Мы продали ее одному русскому бизнесмену, а он перепродал ее вам. Историю мы знаем.

      – Тем более. Картина проходила через ваши руки, и вы знаете, как определить ее подлинность. У вас должны быть свои секреты.

      – Для этого картину надо снять со стены.

      – В чем проблема? – засмеялась женщина.

      – А сигнализация?

      – И что? Вы же не намерены ее воровать. Ваше любопытство безобидно. Ничего страшного не случится. Немного звона в ушах, и на этом все кончится. Смелее, месье Леблан, не то вы не сможете спокойно спать. Удачи!

      Морис осторожно положил трубку, некоторое время в задумчивости смотрел на телефон, потом резко сорвался с места, вскочил на кушетку и снял картину со стены. Оборвались какие-то проводки, но он не обратил на это внимания.

      Братья положили полотно на ковер лицевой стороной вниз. Жорж схватил лупу, встал на колени и прильнул к нему.

      – Она! Она, черт подери! Баскаков сумасшедший! Глазам своим не верю!

      – Юлия подтвердила факт продажи. Своими ушами слышал.

      Дверь номера распахнулась, и в апартаменты ворвались четверо молодцев в черной униформе, с пистолетами в руках. Братьев тут же уложили на пол, прижали стволы к затылку. Через минуту вошел молодой человек в смокинге и коротко приказал:

      – Уберите оружие и помогите подняться. Извините, господа! – обратился он к хозяевам номера по-французски. – Сработала сигнализация. Я Эдди Нечаев, главный менеджер отеля.

      – Не извиняйтесь, мы сами виноваты, – отряхиваясь, виновато сказал Жорж. – Любопытство взяло верх над разумом.

      – Я вас понимаю. Просто надо было нас предупредить.

      В его кармане зазвонил телефон, он достал трубку.

      – Да, Рашид. Номер 8013. Случилось то, о чем я предупреждал. Все в порядке, но наверняка последуют и другие сигналы. Слишком велик соблазн.

      Рашид