Летающий в ночи. Стивен Кинг

прочем, одновременно с хорошей новостью Диз узнал и плохую. Хорошая состояла в том, что он наткнулся на этот сюжет раньше прочей своры; он все еще не побежден, он еще чемпион, он еще первый боров в свинарнике. Плохая же заключалась в том, что лавры на деле принадлежали Моррисону… Пока, во всяком случае. Моррисон, новый главный редактор, продолжал ковыряться в этом проклятом деле даже после того, как Диз, ветеран репортерского ремесла, заверил его, что там, кроме врак и слухов, ничего нет. Дизу не очень нравилось, что Моррисон учуял кровь первым – собственно говоря, ему это страшно не нравилось, – и это вызывало у него вполне объяснимую потребность разозлить Моррисона. И он уже знал, как это сделать.

      – Даффри, Мэриленд, верно?

      Моррисон кивнул.

      – Из серьезной прессы за это еще никто не уцепился? – спросил Диз и с удовлетворением заметил, что Моррисон тут же ощетинился.

      – Если вы имеете в виду, не предположил ли кто-нибудь, что там действует серийный убийца, ответ – «нет», – холодно заметил он.

      Но это ненадолго, подумал Диз.

      – Но это ненадолго, – произнес Моррисон. – Еще один случай и…

      – Подайте досье, – бросил Диз, указывая на светло-коричневую папку, лежавшую на неестественно аккуратном столе Моррисона.

      Вместо этого лысеющий редактор накрыл папку ладонью, и Диз понял две вещи: Моррисон собирается ее отдать, но сначала хочет немного поквитаться за изначальное недоверие… и за его надменную ветеранскую позу. Что ж, может, оно и верно. Может, даже первому борову свинарника надо время от времени накручивать маленький хвостик, чтобы напомнить ему его место в существующем порядке вещей.

      – Я думал, вы должны быть в Музее естественной истории и разговаривать со специалистом по пингвинам, – сказал Моррисон. Уголки его губ скривились в легкой, но, несомненно, недоброй улыбке. – Тем самым, который считает, что они умнее людей и дельфинов.

      Диз указал на единственный предмет на столе Моррисона, не считая папки и фотографий туповатой на вид жены и туповатых на вид троих детей: большая проволочная корзина с этикеткой «ХЛЕБ НАСУЩНЫЙ». В настоящее время в ней лежала тонкая рукопись из шести – восьми страничек, скрепленная приметной ярко-красной скрепкой Диза, и конверт с пометкой «Контактные отпечатки. Не сгибать».

      Моррисон снял ладонь с папки (при этом у него был такой вид, будто он готов снова ее прихлопнуть, если Диз резко дернет), открыл конверт и вытряс оттуда два листа с черно-белыми снимками не больше почтовых марок. На каждом снимке были длинные ряды пингвинов, молча смотревших в видоискатель. В них, несомненно, было что-то жуткое – на взгляд Мертона Моррисона, они напоминали зомби Джорджа Ромеро во фраках. Кивнув, он опустил их обратно в конверт. Диз в принципе недолюбливал всех редакторов, но вынужден был признать, что этот по крайней мере воздает должное, когда требуется. Такое свойство встречалось нечасто, и Диз подозревал, что в дальнейшей жизни редактора это станет причиной всяческих медицинских проблем. Впрочем, возможно, они уже начались. Вот он сидит, ему явно еще тридцати пяти нет, а череп уже по меньшей мере на три четверти голый.

      – Неплохо, – произнес Моррисон. – Кто снимал?

      – Я снимал, – ответил Диз. – Я всегда делаю снимки к своим статьям. Вы хоть иногда смотрите на подписи к фотографиям?

      – Обычно нет, – ответил Моррисон и бросил взгляд на рабочее заглавие, которое Диз пришлепнул к статье о пингвинах. Либби Грэннит придумала бы, конечно, что-нибудь более броское, более яркое – это все-таки ее работа, – но в отношении заголовков инстинкт Диза не подводил, и он обычно находил нужную улицу, даже если не удавалось найти нужный дом и нужную квартиру. «Внеземной разум на Северном полюсе» – так звучал этот. Пингвины, конечно, пришельцами не были, а Моррисон был в курсе того, что на самом деле они живут в районе Южного полюса, но это почти не имело значения. Читатели «Взгляда изнутри» сдвинулись и на пришельцах, и на разуме (возможно, оттого, что большинство из них ощущали себя первыми и чувствовали в себе большой недостаток второго), и значение имело именно это.

      – Заголовок что-то не очень, – заговорил Моррисон, – но…

      – …Для этого есть Либби, – закончил за него Диз. – Так что…

      – Что? – поинтересовался Моррисон.

      Под очками в золотой оправе его глаза казались большими, голубыми и бесхитростными. Он снова накрыл папку ладонью, улыбнулся Дизу и сделал паузу.

      – Так что вы хотите от меня услышать? Что я ошибся?

      Улыбка Моррисона стала на миллиметр-другой шире.

      – Всего лишь, что вы могли ошибиться. Этого, пожалуй, будет достаточно – вы же знаете, какой я душка.

      – Ну да, рассказывайте, – сказал Диз, почувствовав, однако, облегчение. Он вполне мог снести некоторую толику унижения, но вот ползать на брюхе он не любил.

      Моррисон глядел на него, прижимая папку растопыренными пальцами.

      – Ладно: я мог ошибиться.

      – Очень великодушно с вашей стороны в этом признаться, – заметил Моррисон и подал ему