Пираты Миссисипи. Фридрих Герштеккер

а, чем на охотника. На светлых курчавых волосах была надета, довольно кокетливо, низкая шляпа, обхваченная широкою лентой; плечи, которыми мог бы гордиться сам Геркулес, мощно бугрились под синею матросскою курткой; панталоны из белого холста придерживались поясом с торчащим ножом в широких кожаных ножнах. Красная фланелевая рубашка и черный шелковый галстук дополняли этот костюм; одни только шитые высокие сапоги – мокасины – указывали на то, что молодой человек был более знаком с лесной жизнью, нежели с судовой.

      Рядом с ним лежал убитый медвежонок, на которого поглядывала со злобой превосходная бурая борзая, тяжело переводя дыхание и зализывая раны – победа над зверем досталась ей не даром.

      Второму охотнику было лет шестьдесят. Пониже ростом и не так крепко сложен, как его спутник, но в нем не было еще ничего старческого. Глаза светились еще юношеским блеском, щеки горели здоровым румянцем. Одет он был в охотничью бумажную блузу, но вместо короткого матросского ножа у него висел сбоку длинный и широкий тесак.

      – Том, – сказал он товарищу, – запаздывать здесь не годится. Солнце скоро зайдет, а нам еще далеко до реки.

      – Всего километр, никак не более, – ответил молодой человек. – Но, Эджворт, как ни старались бы нанятые нами люди, им не довести сюда к вечеру нашей лодки. Они должны будут остановиться, когда начнет смеркаться, чтобы не наткнуться на какой-нибудь подводный камень или затонувший пень. Плыть по Уабашу небезопасно.

      – Вы хорошо знакомы со здешнею местностью?

      – Еще бы! Я охотился здесь в течение двух лет и знаю тут каждый ручеек, каждое дерево. Это было еще до того, как я познакомился с Диксоном и отправился на его шхуне в Бразилию. Бедняга! Не ожидал он себе такого конца…

      – Вы не рассказывали мне подробно об этом грустном событии, Том.

      – Расскажу хоть сегодня, если хотите, но прежде разведем огонь и закусим, чтобы потом выспаться хорошенько до рассвета и тогда уже пойти ждать нашу барку…

      – Вы уверены, что они не пройдут мимо?

      – Будьте спокойны! Билл знает, где надо пристать.

      – Если так, примемся за дело! – сказал Эджворт, разводя костер из валежника, находившегося близ соседнего ручейка.

      Скоро пламя охватило сухие сучья, и старик, отрезав несколько ломтей от медвежьей туши, поджаривал их на угольях.

      Спутники поджидали плоскодонное судно, перевозившее товар в Новый Орлеан из поместья, принадлежавшего старому Эджворту в Индиане. На этот раз лодка была загружена виски, луком, яблоками, окороками, копченой дичиной, сушеными персиками и кукурузой. Сверх того Эджворт вез с собою порядочную сумму денег для закупки товаров, которые было трудно найти в его краях.

      Том был сиротой и приходился дальним родственником Эджворту. Он намеревался тоже обзавестись фермой на берегах Уабаша, но увлекся рассказами Диксона, старого приятеля его покойного отца, и отправился с ним в Новый Орлеан. Сбыв там выгодно свои товары, Диксон и Том посетили Гавану, а затем Бразилию, но здесь Диксон был вероломно убит. Том воротился домой, но не захотел жить в своей усадьбе и стал просить Эджворта позволить ему плавать с ним по Миссисипи. Старый фермер был недоволен такою просьбою: ему казалось, что молодому человеку следовало бросить бродячий образ жизни, заняться самостоятельно хозяйством и стать наконец степенным, достойным уважения фермером. Но Том уперся, настаивая на своем и теперь, отдыхая со спутником в лесу, восхвалял прелести вольной жизни.

      – Особенно хорошо здесь, – весело говорил он, – когда погода хороша и попадется на зуб такое вкусное кушанье, как эти кусочки медвежьего мяса…

      – Но вы обещали рассказать мне о Диксоне, милый Том, – заметил старик.

      – Расскажу, но эта история невеселая. Мы вошли в речку Сан-Хозе, надеясь сбыть наши пшеницу, лук, виски и жесть местным плантаторам, но нам пришлось заночевать в пустынном месте, прежде чем мы добрались до ближайшего поселка. Причалив наше суденышко, мы улеглись спать на берегу, не приняв никаких мер предосторожности. Я заснул, но Диксон скоро разбудил меня, заслышав какой-то шорох. И только тут я сообразил, что на нас могли напасть врасплох краснокожие. Диксон бросился к лодке с криком: «Вставайте все! Грабят!», но споткнулся и упал, едва успев вскочить на палубу судна. Экипаж наш состоял всего из трех матросов и одного юнги. Пока они проснулись и поняли, в чем дело, я мог только схватить попавшуюся мне под руку острогу и ею наносил удары грабителям. Они попадали в воду, а юнга, по счастью, догадался перерубить канат, прикреплявший лодку к берегу. Нас отнесло тотчас же на середину реки. Двое из наших матросов, Мелерс и Гевитс, говорили, что отбили пятерых индейцев, уцепившихся за борт нашей лодки. Так ли было, не знаю, но наш бедный капитан лежал мертвый на палубе: грудь ему пробило насквозь копьем, а голову раздробило палицей…

      – Что же вы сделали с грузом?

      – Я продал его, накупил другого товара и прибыл месяца через четыре в Чарльстоун, где жила вдова Диксона. Она поплакала о муже, но, правду сказать, деньги, которые я ей привез, помогли ей скоро утешиться. Всего через два месяца она была уже замужем за соседом-плантатором.