Снова любить…. Сара Оклер

тех пор, как нам с Фрэнки исполнилось десять, а Мэтту – двенадцать. С того самого момента, когда я вдруг поняла, что влюбилась.

      Мой пятнадцатый день рождения мы праздновали, как всегда, на заднем дворе вместе: мама, папа, Фрэнки, Мэтт и их родители, дядя Ред и тетя Джейн, которые вообще-то не приходились мне родственниками. Как только все перестали петь и хлопать, а последняя свеча потухла, я открыла глаза. Мэтт стоял совсем рядом. Так близко, что я ощущала его дыхание. Это было невероятно! От Мэтта пахло яблочным шампунем, тем самым, в зеленой бутылке, который он стащил у Фрэнки и говорил потом, что от него волосы выглядят лучше. По шее пробежали колючие мурашки, и на мгновение я взволнованно подумала, что мое желание исполнится прямо здесь и сейчас, при всех. Но не успела я представить, насколько же это будет неловко, как Мэтт схватил кусок торта, завел руку за спину и стремительным движением метнул его прямо мне в лицо.

      Конечно, торт – уже прогресс, ведь в прошлый раз это был душ из хорошо взболтанной газировки (причем ловкости Мэтта мог бы позавидовать даже тренер высшей лиги). Определенно, какая-то деталь в механизме исполнения желаний сломалась, и моя просьба осталась без ответа, дымком растворившись в далеком небе. Я подумала, что в следующий раз стоит выразиться поточнее или даже добавить пару ярких сцен из классики Голливуда, а потом с радостным криком схватила два огромных куска торта, украшенных глазированными цветами. Подалась вперед, приготовилась к нападению и побежала.

      Сначала мы наматывали круги по двору, а потом Мэтт повалил меня на землю, отобрал у меня торт и размазал по моему лицу, как грязевую маску. Мы сражались минут десять, смеясь и катаясь по траве, пока остальные кричали, кидались сладостями и свечками. Когда все успокоились, оказалось, что от торта ничего не осталось, а я и Мэтт с ног до головы вымазались в радужной глазури.

      Мы медленно встали, все еще смеясь и пытаясь отдышаться, и неохотно заключили перемирие. Папа тут же принялся фотографировать нас – перепачканных разноцветной глазурью, с травинками, застрявшими в волосах, освещенных теплыми розовыми лучами закатного солнца. Мэтт обнимал меня за плечи, а впереди ждало такое долгое лето… В тот момент я даже забыла, что осенью он уедет в колледж. Мэтт собирался изучать американскую литературу в Корнелле, в часе езды от дома, и обещал, что будет приглашать нас с Фрэнки в гости по выходным.

      Но вот эпическое сражение тортом осталось позади, и мы с Мэттом решили привести себя в порядок. Оказавшись в полумраке прохладного дома и оставив весь мир позади, за раздвижной дверью кухни, молча замерли у раковины. Я разглядывала Мэтта исподлобья, надеясь, что он ничего не поймет, не сможет прочитать мысли, которые казались уж слишком смелыми.

      Откуда-то издалека доносились обрывки разговоров, а я все смотрела, как зачарованная, на его растрепанные черные волосы, всматривалась в ярко-голубые глаза и думала, что мы чудесным образом оказались глубоко под водой. Я подняла руку, липкую от сладостей, в шутку замахнулась, будто собиралась вновь запустить в Мэтта куском торта. Мне хотелось хоть как-то прервать молчание, не дать ему услышать такое громкое биение сердца под футболкой.

      Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук.

      Мэтт дотронулся до моей ладони, соскреб пальцем немного глазури, а потом подошел совсем близко и неуловимым движением перевернул весь наш мир с ног на голову.

      – Анна, – сказал он и погладил меня по голове липкими пальцами, – знаешь, что значит, когда мальчик трогает тебя за волосы в день рождения?

      Нет, этого я не знала. Я не могла вспомнить, как мы оказались на кухне, с ног до головы вымазанные в глазури, не могла понять, почему мой лучший друг, который не просто друг, так на меня смотрит… Даже имя свое забыла. Пришлось прикусить губу, чтобы сдержаться и случайно не выдать какую-нибудь глупость вроде: «О Мэтт, наконец-то мои мечты осуществились!» Было трудно молчать. Внутри все сжалось, и я уставилась на его ключицы, на крошечный осколок голубого, словно море, стекла, обвязанного кожаным шнурком, на опадающую и вздымающуюся грудь.

      Вдох.

      Выдох.

      Сколько мы так простояли? Секунды? Часы? Я понятия не имела.

      Этот треугольный кусок стеклянной гальки Мэтт нашел в прошлом году, прямо за домом в Занзибар-Бэй, в Калифорнии, который они с семьей брали в аренду на три недели каждое лето. Он любил повторять, что самое редкое красное стекло, немногим чаще встречается пурпурное и темно-синее. Красное Мэтту удалось найти только однажды, из осколка он сделал браслет для Фрэнки, который та носила, не снимая.

      Что же до меня, то я обожала стекляшки всех цветов: морской волны, темно-зеленые, нежно-голубые и прозрачные. Фрэнки и Мэтт каждое лето привозили осколки в баночках – застывшие образы Тихого океана, который я ни разу не видела. Я расставляла их на полках.

      – Иди сюда, – прошептал Мэтт, путаясь пальцами в моих светлых кудряшках.

      – Не верю, что ты сам его сделал, – в очередной раз удивилась я. – Так круто получилось…

      Мэтт опустил голову, вгляделся в кусочек стекла, и волосы упали ему на лицо.

      – Может, я тебе