Материк. Сергей Алексеев

нова на печь. Давно время жениться пришло, однолетки Меренькины по одному да по двое ребятишек завели, а Меренька придет на вечерку в дырявых портках, над ним все девки смеются. Настали холода, у Мереньки ни палки дров. Обрубил, обколол он все углы у избы да в печи стопил – не нагрелся. Доняла его все-таки избяная стынь, запряг Меренька коня и поехал в лес за дровами.

      Вот едет он по лесу, а навстречу ему красна девица идет. Белая коса на груди лежит, до самой земли достает, глаза ровно небо, глянешь – дух захватывает, а статью-то лебедь, да и только. Идет – земли не касается, рукою взмахнет – того и гляди взлетит. Но одежа на ней – не лучше, чем у Мереньки: сарафан в заплатах, рубаха поизношена, как ситечко просвечивает.

      – Чья-от будешь? – спрашивает Меренька, а сам глаз отвести не может. – И куда босая-то идешь?

      – Сиротина я, – отвечает девица, – хожу по свету – горе мыкаю.

      – Я тоже сирота, – говорит Меренька. – А зовут-то тебя как?

      – Светлицей.

      – Больно имечко чудное!.. Поехали со мной?

      Поехали они вместе. Меренька выбрал подходящее дерево и стал его рубить. А топоришко у него тупой был, хоть садись на него и до Москвы катись. Тюкал-тюкал Меренька, нарубил горсть щепок и перестал.

      – Топор-от поточить бы, – говорит он, – ловчей бы дело пошло.

      Взяла Светлица топор, и не успел Меренька оглянуться, как она дерево-то уже и срубила, потом на полешки расколола и в сани сложила. На вид-то она тоненькая, а проворная оказалась – Меренька диву дался. Приехали они в избу. Светлица печь затопила, воды нагрела и давай стирать, мыть да чистить все кругом. Корову подоила, соломки коню дала, а то он уж ворота съел и за стены принялся.

      Вечером Светлица зажгла лучину, достала откуда-то иголку с ниткой и говорит Мереньке:

      – Снимай портки, заштопаю.

      Меренька залез на горячую печь, отдал портки, а сам лежит, смотрит, как Светлица заплаты ставит, и думает: «Вот заштопает она портки, надену и скажу, чтоб замуж за меня выходила. Податься ей некуда, а кто ее возьмет еще, сиротину-бесприданницу?»

      Надел он портки и говорит:

      – Выходи за меня замуж?

      Она опять этак покорно головку свою опустила и руками косу перебирает.

      – Согласная я…

      И зажили они вдвоем, да не надолго. Вскорости Светлица первенца Мереньке родила – Улыбой назвали. А там пошло: что ни год – то прибавление, и все парнишки, белоголовенькие, синеглазые. Светлица как с зарею встанет, за день и присесть некогда. То на пашне ломит, то сено косит, то по дрова в лес поедет. Рученьки-ноженьки гудят, а не видно никому. Какая гулянка случится – Светлица и здесь первая. Если песню запоет – народ-то вокруг будто онемеет: слыхом не слыхивали песен таких. Не жалостные они, однако же бабьи глаза пеленой затягивает, мужики вздыхают, а потом ходят как чумные. Плясать пойдет – каблучками пола не касается, ровно птица по кругу ходит. Кого крылами опахнет, тот без вина пьяный сделается.

      – Экую красу Меренька взял, – стали говорить в народе. – Не гляди, что дрокомеля.

      Меренька же грудь колесом и видеть никого не желает. А так все больше на печи лежит и думку свою думает, словно сахарную головку во рту держит. Парнишки-то по нему ползают, спину да пятки чешут, приговаривают:

      – Тятенька наш, тятенька!

      Поглядит Меренька на детишек и совсем растает:

      – Экое диво, робенки-от мои! Ликом-то все на меня похожи!

      – Вылитые, – соглашается Светлица, а сама глядит в сторону и улыбается, – похожи, как колоски на зернышко.

      Настало время, когда в Меренькиной избенке совсем тесно сделалось, да и прохудилась она – ветер свищет.

      – Надо бы избу новую поставить, – говорит однажды Светлица. – Пойдем, Меренька, лес рубить.

      А Меренька давно заметил: как дождик пойдет на улице, так на печи сыро. Слез он, запряг коня, топоришко нашел – в лес собрался.

      – Ты за братишками присматривай, – наказывает Светлица старшенькому Улыбе, – со двора их не пускай. Не ровен час – медведь набредет да утащит.

      Избушка Меренькина на самом краю стояла, у леса, и медведи частенько наведывались. То курочку утащат, то корову напугают, а то и в овин залезут да снопы молотят. Улыбе-то к тому времени десятый годок пошел, большой уже парнишка, смышленый.

      – Я, – говорит, – за братишками пригляжу. А коли медведюшка придет – вилами его.

      Поехали Меренька со Светлицей в лес. Долго ехали, пока хорошего леса не нашли. Взял Меренька топор и начал дерево рубить. Уж он всяко махал да стучал, руки себе напрочь отвертел, а лесина стоит как стояла.

      – Топор-от поточить бы, – говорит Меренька, – дело б иначе пошло.

      – Дай-ко я попробую, – сказала Светлица, – авось у меня получится.

      Не успел Меренька глазом моргнуть, а уж первое дерево на землю упало. За ним второе да третье. Дивится Меренька, затылок чешет:

      – Экая проворная ты у меня! Ну, ты руби, а я отдохну маленько, притомился что-то…

      Лег