Туманная земля. Открытие Рафлза Хоу. Артур Конан Дойл

ь, а голос хоть и раскатисто гремел по-прежнему, но теперь его хозяин не стремился уже заглушить всех вокруг. И все же профессор оставался опасным, и окружающие с тревогой понимали это. Вулкан не потух, а лишь затаился, о чем говорило постоянное угрюмое ворчание, грозившее новым извержением. Жизнь научила профессора многому, но он продолжал сопротивляться ее урокам.

      Перемена произошла в нем после определенного события, а именно – после смерти любимой жены. Маленькая женщина, словно птичка, свила гнездышко в сердце этого великана. Он же, как это часто бывает с сильными людьми, относился с особенной нежностью и заботливостью к этому слабому созданию. Отдавая, она, как все кроткие и тактичные женщины, получала все. И потому, когда жена неожиданно умерла от осложнившегося пневмонией гриппа, ученый, казалось, был сражен навсегда. Но он все же поднялся, печально усмехаясь, как нокаутированный боксер, готовый к новым раундам с Судьбой. Однако это был уже другой человек, и если бы не помощь и забота его дочери Энид, ученый, возможно, никогда не оправился бы от удара. Именно она, зная, чем можно заинтересовать страстную, склонную к соперничеству натуру отца, подсовывала ему разные факты и информацию и добилась, наконец, того, что он вновь включился в жизнь. Только когда отец опять почувствовал интерес к спорам, воспылал былой ненавистью к журналистам и начал ворчать почем зря на окружающих, она успокоилась, поняв, что он на пути к выздоровлению.

      Энид Челленджер была необыкновенной девушкой и, несомненно, заслужила того, чтобы ей посвятили несколько строк. От отца она унаследовала волосы цвета воронова крыла, а от матери – голубые глаза и белоснежную кожу. Она, пожалуй, не была красавицей, но, где бы она ни появлялась, все взгляды устремлялись к ней. Она казалась тише воды ниже травы, но дух ее был силен. С детства у нее был выбор: либо противопоставить себя отцу и стать личностью, либо уступить его напору и превратиться в марионетку. У нее хватило умения остаться собой, уступая отцу, когда на того «накатывало», и проявляя твердость в более благополучные времена. В последние годы, чувствуя, что ей становится все труднее сохранять независимость, она начала работать. Пописывая в лондонские газеты, девушка настолько преуспела в журналистике, что ее имя стало известным на Флит-стрит. В этом предприятии ей очень помог давний друг отца, мистер Эдвард Мелоун из «Дейли газетт», имя которого, возможно, уже знакомо читателю.

      В Мелоуне еще можно было узнать того атлета-ирландца, который в свое время успешно выступал в международном матче регбистов, хотя жизнь изрядно потрепала его. Он изменился с тех пор, как убрал с глаз долой бутсы. Но хотя мускулатура его заметно сдала, а суставы окостенели, мозг по-прежнему работал преотлично. Юноша превратился в мужчину. Внешне он мало переменился, разве что усы стали погуще, округлилась талия, а лоб прорезали морщины – следы новых условий жизни в послевоенном мире. Он слыл уже известным журналистом и подающим надежды молодым писателем. Многим казалось странным, что Мелоун все еще оставался холостяком, но в последнее время появилась надежда, что Энид Челленджер исправит это упущение. Стоит ли добавлять, что они были большими друзьями?

      Был воскресный октябрьский вечер; в нависшем еще с утра над Лондоном тумане поблескивали первые огоньки. Окна четвертого этажа квартиры профессора Челленджера на Викториа-Уэст-Гарденс плотно окутывала туманная мгла. Снизу доносился слабый шум проезжавшего транспорта, но сама улица оставалась невидимой – лишь неясный отблеск говорил о ее существовании. Профессор Челленджер сидел у камина, засунув руки в карманы и вытянув к огню крупные кривоватые ноги. Одет он был с небрежностью истинного гения: рубашка со свободным воротничком, темно-бордовый, завязанный большим узлом галстук и вельветовый пиджак черного цвета. Все вместе, включая окладистую бороду, создавало облик стареющего представителя богемы. Рядом, уже готовая к выходу, сидела его дочь, на ней было черное платье с укороченной юбкой, круглая шляпка и прочие модные штучки, под которыми женщины умудряются скрывать ту красоту, которой их щедро одарила природа. У окна, держа в руках шляпу, стоял, поджидая ее, Мелоун.

      – Энид, мне кажется, нам пора идти. Уже почти семь, – сказал он.

      Они писали совместно серию статей о лондонских церквях и религиозных сектах и потому каждое воскресенье отправлялись в новое место, готовя очередной материал для газеты.

      – До восьми еще уйма времени, Тэд.

      – Присаживайтесь, сэр! Присаживайтесь! – загудел Челленджер, пощипывая бороду – явный признак того, что у него портится настроение. – Ничто так не выводит меня из себя, как человек, стоящий у меня за спиной. Несомненный атавизм, страх, что тебя стукнут по голове дубиной или всадят кинжал в спину, но с этим чувством не справиться. Вот так. И ради всего святого, положите шляпу! А то у вас такой вид, будто вы опаздываете на поезд.

      – Обычное состояние журналиста. Если мы не будем спешить, поезд уйдет без нас. Энид начала это понимать. Впрочем, в одном вы правы – времени у нас еще много.

      – Вам далеко ехать? – спросил Челленджер.

      Энид сверилась с записной книжкой.

      – Мы уже побывали в семи местах. Прежде всего, в Вестминстерском аббатстве, на