Время расплаты. Валдемар Люфт

вот счастья он им не принёс. Две недели назад хозяина дома похоронили. Близко с ним я не был знаком. Так, здоровались наспех при редких встречах, перекидывались двумя-тремя фразами и разбегались по своим делам. Да и видел я его крайне редко. Поэтому помнил не очень чётко. Он был незаметным на вид. Худой, небольшого роста, пронзительные, глубоко сидящие глаза, ленинская лысина – таким он мне запомнился.

      В своём доме всегда есть, что делать. Траву на газонах скосить, дрова для камина сложить под навесом, цветы полить, убрать мусор и старые листья с водосточной шахты, где подкрасить, где подправить. Было бы желание. Но у соседа через дорогу цветами занималась только жена, навеса для дров у него не было, траву косить и стричь живую изгородь приходили работники со стороны. Он и дома-то бывал редко. Иногда приезжал на своём крутом «Мерседесе», не спеша выходил из него и важной походкой шёл в дом. Глядя на его надменный вид, на его шикарную и модную одежду, на его дорогую машину, не больно-то хотелось с ним знакомиться. Сосед тоже ни с кем не заводил знакомств. Поэтому никто и не знал, чем он занимается, откуда у него такой хороший доход. Смерть его была странной и загадочной. Мне сосед из дома рядом, который знал всё обо всех и любил делиться своими сплетнями, с загадочным видом рассказал, что умершего нашли где-то за городом с простреленной головой и с пистолетом в руках. Он убил себя, но по какой причине – никто так и не узнал. Две недели после похорон маркизы на окнах дома были опущены и казалось, что там никого нет. И вот теперь передо мной стояла соседка, вдова покойного. Она поздоровалась и спросила разрешения войти.

      – Конечно же, проходите в зал, – сказал я и добавил: – примите мои самые искренние соболезнования по случаю смерти вашего мужа.

      На мои слова она ничего не ответила, только слегка кивнула, как-будто от чего-то ненужного и надоевшего отмахиваясь. Прожив почти два года рядом, я её толком не знал и видел мало. Так бывает: знаешь вроде бы человека, видел его пару раз, а лица вспомнить не можешь. В памяти остаётся какое-то расплывчатое не резкое изображение лица, которое видел только издалека и запомнить не успел. Теперь я обнаружил, что соседка была возрастом не старше тридцати лет, молода и красива. Обрушившееся на неё внезапное горе оставило свой отпечаток на ней. Она была молода, но усталость и безразличие придавало её лицу безликость и неопределённость. Я видел уже немало людей, которых горе старило на десятки лет. Хорошо, если эти люди находили в себе силы выйти из этой ямы. Тогда их лица снова приобретали выражение, присущее тому возрасту, в котором они находились, но беда, если человек так и не находил в себе силы забыть о своём горе. Тогда он старел на глазах. Тяжело было смотреть на этого надломленного горем человека. И слова участия, и уместные и неуместные советы, и попытки увлечь и отвлечь их чем-то – ни к чему не приводили. Женщина, пришедшая ко мне неожиданно в гости, находилась в трауре. Смерть мужа явно выбила её из колеи. Возможно, это было даже и не горе, а растерянность. Она перестала следить за своей внешностью. На ней была надета шерстяная юбка и на плечи накинут толстый пуловер, которые в такое тёплое время были совершенно не к месту. Волосы были небрежно зачёсаны назад и стянуты простой резинкой. На ногах обуты домашние тапочки, в которых она, очевидно, шлёпала по дому. Но даже небрежно одетая и придавленная горем, её фигура притягивала взгляд и напоминала изящных манекенщиц, мелькавших без конца на экранах телевизоров.

      Женщина прошла в зал и без приглашения села на стул. Я остановился рядом и вопросительно смотрел на неё. Она отвела взгляд, наклонила голову вниз и тихо заговорила.

      – Вы знаете, что я похоронила своего мужа? Сегодня из полиции получила заключение. Дело закрыли. Они сделали вывод, что он себя сам убил из пистолета. Я в это не верю.

      – Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

      – Не знаю. Возможно, его убили, – сказала она неуверенно, – ведь должна же быть какая-то причина.

      Наступила тягостная пауза. Многие мои соседи знали, что я работаю в детективном агентстве. Некоторые знают и то, что когда-то у меня было своё частное сыскное бюро, которое я несколько лет назад из-за финансовых трудностей закрыл.

      После продолжительной паузы, которую я сам боялся прервать, заговорила снова женщина. Она подняла глаза и, в упор глядя на меня, сказала:

      – Я не верю, что он покончил с собой. Полиции легче закрыть дело, меньше хлопот. Но я хочу знать правду.

      Она говорила теперь быстро и громко, чуть ли не крича. Заглянула в комнату жена. Я махнул рукой, давая понять, что ничего не случилось.

      – Конечно, спорить с полицией бесполезно. Мне важно знать. Если он сам убил себя – то почему? Если его убили – то за что? Найдите правду. Эдик, найдите правду!

      Странно, откуда она узнала моё имя? Не помню, чтобы я с ней знакомился. Я, к примеру, не знал ни её имени, ни её фамилии. Наверное, она навела у кого-то справки обо мне.

      – Как вас зовут? – спросил я.

      – Лена, – с некоторым удивлением в голосе ответила она.

      – Так вот, Лена, я уже давно не занимаюсь частным сыском. Я даже забыл, куда закинул лицензию на право заниматься детективной практикой. В городе