Однажды вечером. Юрий Никитин

ругому.

      Жорка увидел меня издали, взял еще два пива. Кружки были щербатые, поцарапанные. Полрыбца взяли у Заммеля, ему сунули пиво. Побрел дальше.

      День был теплый, весна взяла разгон, народец бегал в плащах и без шапок. От земли поднимался пар, последняя сырость рассасывалась тут же в теплом воздухе.

      По тротуару бродили разомлевшие девочки с нашей улицы. Повыползали на солнышко пенсионеры, в скверике под надзором мамаш копошилась малышня.

      Левую сторону моей окраинной улицы снесли и уже кое-где успели понастроить многоэтажки. Появилась уйма незнакомого народу, неприятное все-таки чувство. Раньше знал каждого, и меня знал тоже каждый на улице.

      По дороге встретил еще буфет, где возле окошка дремал Роман Гнатышин, бывший студент какого-то вуза, а теперь «ШП», «швой парень».

      – Будешь? – спросил он печально.

      – Конечно, – ответил я.

      Он пододвинул кружку. Его рыжие усы уже подмокли в пене, на губах блестела рыбья чешуя, несколько жирных блесток запуталось в усах.

      – Ты бы сбрил их, – посоветовал я, – и постригся бы заодно.

      – Зачем? – спросил он уныло. Скривился, сделал глоток, потом посмотрел на жирные от селедки руки и вытер о длинные патлы.

      – Ну-ну, – сказал я, – тогда конечно.

      Допил пиво и побрел дальше. На трамвайной остановке обратил внимание на двух «королевских» девчонок. Одеты шикарно, спины прямые, а уж смотрят… Я таким только свистел вслед или подбрасывал пару горячих слов.

      Возле скверика встретил Машку. Ладная из себя подруга и одета в самое дорогое, клад для женихов с нашего завода. И не гордая. Еще издали заулыбалась и стала смотреть добрыми коровьими глазами. Наверное, прикидывала, как отучит пить и заставит по воскресеньям ходить на базар с хозяйственной сумкой.

      – Привет, – сказал я.

      – Привет, – ответила Машка. – Может, сходим в кино? Итальянская комедия идет, вся про любовь!

      – Не тянет, – сказал я. – Есть вещи и поинтереснее.

      – Ну-у-у… Тогда пей свое гадкое пиво и проводи меня.

      Вот так. А та, с коричневыми глазами, к буфету и не подпустила бы. И послушался бы. И сумочку бы носил. В зубах бы носил!

      – Нет, – сказал тоскливо, – не хочу ни кино, ни пива. Сам не знаю, чего хочу.

      Она вскинула ресницы, решила, что поняла.

      – Тогда пойдем к нам, – сказала и сразу покраснела, – мама ушла к соседке на телевизор. Просидит весь вечер. Будет весело и не придется ни о чем думать.