Неизвестные приключения Шерлока Холмса (сборник). Адриан Конан Дойл

речь, оказалось настолько деликатного свойства, что, уверен, мои читатели простят столь долгое молчание того, кому гораздо чаще приходилось сдерживать свое перо, чем давать ему полную свободу в погоне за сенсацией.

      Тогда, буквально через несколько недель после нашей свадьбы, моя жена была вынуждена покинуть Лондон в связи с делом Таддеуша Шолто, которое в итоге оказало столь значительное влияние на наше будущее. Обнаружив, что жизнь без нее в нашем новом доме невыносима, я на восемь дней вернулся в старые комнаты на Бейкер-стрит. Шерлок Холмс был только рад этому и принял меня без лишних расспросов и комментариев. Но должен признать, что уже следующий день – а это как раз и было 16 ноября – начался так, что не предвещал ничего хорошего.

      Стояла пронизывающе холодная погода. Все утро наши окна окутывал желто-бурый туман. Были включены все лампы и газовые горелки, пылал уголь в камине, и весь этот свет падал на столик для завтрака, остававшийся неприбранным далеко за полдень.

      Шерлок Холмс пребывал в дурном расположении духа, если не сказать – в смятении. Забравшись с ногами в свое любимое кресло в халате мышиного цвета и с трубкой вишневого дерева в зубах, он просматривал утренние газеты, время от времени отпуская язвительные замечания.

      – Ничего интересного для вас? – поинтересовался я.

      – Мой дорогой Уотсон, – отозвался он. – Я уже опасаюсь, что жизнь начала превращаться в подобие однообразной и плоской равнины с тех пор, как мы расследовали дело печально известного Блессингтона.

      – Но все же, – возразил я, – в этом году у вас было немало весьма памятных дел, не так ли? Вы склонны к преувеличению, мой дорогой друг.

      – Поверьте моему слову, Уотсон, не вам читать мне нотации по этому поводу. Вчера вечером, когда я имел неосторожность предложить вам распить за ужином бутылочку бордосского вина, вы пустились в столь пространные рассуждения о прелестях семейных уз, что я уж думал, вы никогда не остановитесь.

      – Друг мой! Так вы считаете, что вино и меня сделало склонным к преувеличению?

      Холмс оглядел меня своим неподражаемым взглядом.

      – Вполне вероятно, что не только вино, – сказал он. – И тем не менее! – Холмс указал на валявшиеся повсюду газеты. – Вы хоть взглянули на ту чепуху, которой пресса считает возможным пичкать нас с вами?

      – Боюсь, что нет. Я только что получил свежий номер «Британского медицинского журнала» и…

      – Тогда послушайте меня, – перебил он. – Здесь мы находим, что одна за другой колонки сообщают о новом скаковом сезоне. По непостижимым для меня причинам они считают крайне важной для британской публики информацию, что одна лошадь может бежать быстрее другой. Потом следует уже, должно быть, двадцатый репортаж о заговоре нигилистов в Одессе против великого князя Алексея. А далее представьте себе целую редакционную статью по такому, несомненно, животрепещущему вопросу: должны ли продавщицы выходить замуж? Каково, а?

      Я предпочел не противоречить ему, чтобы не раздражать еще больше.

      – Где настоящие преступления, Уотсон? Где подлинные загадки и странности, без которых расследование дела превращается в безвкусную жвачку, в нечто простейшее, как трава и песок? Неужели мы больше не столкнемся ни с чем действительно интригующим?

      – Между прочим! – воскликнул я. – Вам не кажется, что кто-то звонит в нашу дверь?

      – И этот кто-то очень спешит, если судить по трезвону.

      Не сговариваясь, мы одновременно подошли к окну и посмотрели вниз на Бейкер-стрит. Туман уже частично рассеялся. У края тротуара перед нашей дверью стоял элегантный крытый экипаж. Кучер в цилиндре и ливрее как раз захлопнул его дверь, имеющую панель с вензелем в виде литеры «М». Снизу из прихожей донеслись смутные голоса, потом раздались быстрые шаги на лестнице, и на пороге нашей гостиной возник посетитель.

      Вернее, посетительница, потому что мы оба были весьма удивлены, увидев перед собой молодую леди или, скорее, девушку, потому что ей едва ли исполнилось больше восемнадцати.

      Признаюсь, не часто доводилось мне встречать в юном лице такое редкостное сочетание красоты, утонченности и вместе с тем неприкрытой уязвимости. Ее большие голубые глаза смотрели на нас, моля о помощи. Ее пышные золотисто-каштановые волосы венчала небольшая шляпка. Поверх дорожного платья на ней был темно-красный жакет, отороченный каракулем. В одной из затянутых в перчатки рук она держала чемоданчик, помеченный буквами «С.Ф.» поверх какой-то наклейки. Вторую руку она прижимала к сердцу.

      – О, прошу вас, пожалуйста, простите меня за непрошеное вторжение! – взмолилась она чуть срывающимся от спешки, но глубоким и мелодичным голосом. – Могу я узнать, кто из вас мистер Шерлок Холмс?

      – Мистер Холмс – я, а это – мой друг и коллега доктор Уотсон.

      – Слава Богу, что я застала вас дома! Дело, которое…

      Она осеклась и невольно потупила глаза, а лицо ее стало пунцовым. Бережным жестом Шерлок Холмс забрал у нее чемоданчик и подвинул одно из кресел ближе к камину.

      – Присядьте, пожалуйста, мэм, и устраивайтесь