Он все видит!. Марина Серова

очке тарелку с его любимыми блинчиками, к которым он даже не притронулся. – Дедуля, ну что это такое? Ты же обещал мне, что прекратишь голодовку!

      – Я и прекратил, но аппетит все равно не появился, – грустно пошутил Ариша.

      – А если я налью тебе рюмочку коньяку?

      – Рюмочку я, пожалуй, выпью, а вот все остальное, – дед лениво посмотрел на поднос, который я держала в руках, и сказал: – Лишнее. Полетт, честное слово, мне жалко твоих трудов.

      – Как бы не так! Если бы ты хоть немножко жалел меня, то поднялся бы с постели, привел себя в порядок, спустился вниз и сел за стол. Но раз ты сделать это не в состоянии, то будем кушать здесь, – строго сказала я.

      – Не будем, – возразил Ариша, и его мрачная мина превратилась в упрямое выражение лица.

      – Еще два-три дня, и ты превратишься в живой труп. На тебя страшно смотреть – щеки ввалились, глаза впали. Понимаю, что самое страшное в твоем ничегонеделанье – это то, что ты от него не отдыхаешь. Я все-таки предлагаю сделать перерыв на обед. Вот поешь борщика, – я поднесла ложку к его рту, – и начнешь поправляться.

      – Полетт, я ценю твои заботы, но…

      – Никаких «но»!

      Ариша перестал возражать, и я поняла, что его ворчание было знаком согласия. Вот уже в который раз я принялась кормить его, как беспомощного младенца. Сначала он покорно вкушал борщ, но потом отстранил мою руку.

      – Довольно, я сыт.

      – Ну как же тебе не стыдно! Ведешь себя, как маленький ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. В твоем случае, колоду карт.

      – Так оно и есть, у меня ее отобрали, – обреченно выдавил из себя Ариша.

      – Ты говоришь так, будто настал конец света. Да, с «Крестового короля» сняли вывеску, а на дверь повесили табличку «Ремонт», но наверняка твои приятели проникают туда с черного хода и, как прежде, расписывают «пульку» за карточным столом. Почему бы и тебе не присоединиться к ним, а?

      Я думала, что мое предложение взбодрит Аришу, но не тут-то было. Он взглянул на меня с упреком и вопросил:

      – Что? Прятаться по подсобкам? Нет, моя дорогая Полетт, это уже не для меня.

      – Можно подумать, это для тебя ново.

      – Да, по молодости такое бывало, – дедуля с моей подачи углубился в воспоминания. – Конспиративные квартиры, ментовские облавы… Помню, однажды прыгнул я вниз с третьего этажа, подвернул ногу, еле доковылял до дома…

      – Правда?

      – Сомневаешься?

      – Нет, просто ты никогда мне не рассказывал об этом каскадерском прыжке.

      – Эх, Полетт, я еще и не на такие подвиги оказывался способен! Но мне, честно говоря, приятнее вспоминать совсем другое, например, церемонию открытия в нашем городе первого казино. Там собрался весь гóровский бомонд. Я был на равных с чиновниками, банкирами и прочими бизнесменами… Нет, тебе меня не понять.

      – Ну почему же? Я понимаю, как много карты значат в твоей жизни. Но нельзя же хоронить себя заживо вместе с игорным бизнесом.

      – Я и не хороню себя.

      – А как тогда называется твое поведение? Лежишь в постели который день, света белого не видишь. Даже шторы не позволяешь мне раздвинуть.

      – Это просто хандра. Она может случиться с каждым.

      – Может, – подтвердила я, – но у тебя она слишком затянулась.

      – Полетт, прошу тебя, не надо этих нравоучений. И вообще, я хочу побыть один.

      – Хорошо, я ухожу, поскольку уважаю твои желания. Не хочешь есть, и не надо. Больше я для тебя готовить не буду. В кризис не грех и сэкономить! Шторы, пожалуй, лучше не открывать – на свету пыль хорошо видна. А в этом полумраке, – я обвела спальню взглядом, – кажется, что вроде бы все чисто. Потом, хандра – это занятие, достойное настоящего мужчины. Ценю тебя и уважаю.

      Я взяла поднос, одобрительно подмигнула Арише и направилась к двери.

      – Эй, погоди! – крикнул дедуля мне вдогонку. – Сок, пожалуйста, оставь.

      Просьба моего хандрящего прародителя осталась с моей стороны без внимания. С его капризами надо было как-то заканчивать. Сюсюканья и уговоры не помогли, пришлось действовать с точностью до наоборот. Такая тактика очень скоро принесла свои плоды. Дедуля спустился вниз, прошел в столовую и заглянул в холодильник. Немного подкрепившись, он вышел в сад и уселся в кресло-качалку, стоящее под сенью яблони. Я с облегчением вздохнула – кризис миновал, значит, жить будет.

      Примерно через час я выглянула в окно – деда под яблоней не оказалось. Неужели он все-таки рванул в «Крестового короля» с черного хода? Вряд ли: Ариша был без смокинга, который с середины девяностых стал для него неотъемлемым атрибутом ритуала карточной игры. Наверное, дед зашел к кому-нибудь из соседей, таких же, как он, любителей преферанса и покера, чтобы обсудить этот «черный июль». Уж лучше пусть дедуля сидит с друзьями за рюмочкой коньяку, чем лежит в постели, репетируя церемонию собственной кончины.

* * *

      – Полетт, ты где? – раздалось снизу.

      Я спустилась на первый