День без любви. Анна Данилова

ванны – там работал новенький радиоприемник. Иорданка смотрела поверх розовых кустов на тропинку, ведущую к калитке, откуда с минуты на минуту должна была появиться госпожа Ирена. Но прошла минута, пять, десять, а ее соседки, покупающей у нее каждую пятницу молоко, все еще не было. Редко бывало, чтобы она запаздывала. Госпожа Ирена – русскиня, так в Болгарии называют русских женщин, – нравилась Иорданке своей приветливостью, вежливым обращением и той особой красотой, которая подчас действует даже на женщин – на Ирену хотелось походить: так же, как и она, не сутулясь, ровно и прямо держать спину, так же улыбаться, так же тихо и спокойно говорить, проговаривая каждое слово, пусть и смешно, неловко, на милой смеси русского и болгарского языков. Особенно ей нравилось, когда она говорила «моля…», что означает «пожалуйста, прошу».

      Иорданка достала сигарету, уже вторую по счету в это утро (первую она выкурила, подоив свою единственную корову), и вдруг услышала шум подъезжающей машины, визг тормозов, и что-то желтое промелькнуло за ветвями шиповника, заменявшего изгородь, отделявшую сад от пешеходной дорожки. Затем сдавленный вскрик, хруст, звук сильного удара, и снова страшный визг тормозов, словно невидимая машина сложно маневрировала прямо перед домом… И все. Машина уехала. Стало тихо. Иорданка, не выпуская изо рта сигарету, поднялась с кресла и медленно двинулась вдоль посыпанной белым щебнем дорожки к калитке. Откуда-то она уже знала, что случилось что-то непоправимое. Чувствовала. И это желтое, большое, сверкнувшее в утреннем луче солнца, было не что иное, как такси. Но что забыла здесь эта машина? Ведь Шуменское плато – это самая окраина города, и машин здесь практически не бывает, тем более в такой ранний час.

      Пыль еще не осела на дорогу, и в воздухе пахло чем-то бензиновым, сладким и душным. Совершенно не утренний запах. На обочине, на сломанных и искореженных ветвях шиповника, обливаясь кровью, лежала женщина. Рядом с ней в пыли – корзинка с искрошенным печеньем. Иорданка отлично знала, кому принадлежит эта корзинка и это печенье, как и это шелковое розовое платье, на ее глазах напитывающееся кровью. Голова Ирены была запрокинута, и по белой шее струилась кровь.

      Иорданка подумала, что машиной ей оторвало голову.

      «Леле боже!..»

      2. Москва. Конец апреля 2007 г.

      Даже самой себе не хотелось признаваться в том, что жизнью женщины, ее поступками часто движет мужчина, во всяком случае, ее отношения с ним. И если замужняя женщина еще как-то пытается что-то там склеить, выправить если не отношения, так хотя бы ситуацию, которая на первый взгляд кажется невыносимой, то женщина разведенная, вдруг осознав свое внезапно узаконенное одиночество и почувствовав неожиданно острое наслаждение от сознания полной свободы, находится в состоянии, похожем на эйфорию. И пусть это чувство временное, шальное и женщина находится в некоторой растерянности из-за незнания того, как же ей теперь предстоит жить, с кем бороться и кого винить в неудавшейся жизни, все равно оно воспринимается ею как награда за пережитые страдания, выплаканные слезы.

      Приблизительно в таком состоянии находилась Женя Родионова, когда вернулась домой после унизительной процедуры развода, где ей пришлось прямо в ЗАГСе встретиться лицом к лицу со своей соперницей, любовницей мужа, поджидавшей его в коридоре, причем с самым невозмутимым видом. Зачем она пришла туда? Чтобы досадить Жене, чтобы продемонстрировать свою преданность мужчине, которого она отбила у нее? Или, быть может, она сделала это неосознанно, просто как женщина, повсюду сопровождавшая своего мужчину, тем более что чувства их еще горячи, так же как их головы и сердца.

      «Я не хочу больше думать о них. Не хочу и не буду».

      Надо было как-то жить. Приводить в порядок мысли, чувства, спальню, постель, кухню, ванную комнату, помыть окна, наконец. Самое время.

      Она переоделась и первым делом собрала по всей квартире грязное белье, сунула часть в корзину, другую – в стиральную машинку, засыпала порошок, плеснула в емкость густой розовый кондиционер, включила и, услышав знакомый звук льющейся где-то в глубине машины воды, испытала чувство, похожее на начавшееся очищение. Так, первый шаг был сделан. Теперь – кухня. Женя открыла посудомоечную машину, выкатила корзину и переложила из раковины грязные тарелки и чашку внутрь, в отдельный лоток сложила ложки и вилки – готово дело. И здесь началась невидимая и тщательная работа. Раковину Женя чистила сама, надев новые оранжевые резиновые перчатки. Оттерла до блеска плиту, кафельную стену, две кастрюли – одну из-под макарон, вторую – из-под пригоревшей овсянки.

      Полы в кухне мыла с каким-то остервенением, ковры в спальне и гостиной пылесосила уже более спокойно, видя, как преображается запущенная, как и сама хозяйка, квартира, как она становится чище, лучше.

      В дверь позвонили. Пришла подружка Вита. Красивая, с фиалковыми глазами, в фиалковом джинсовом жакете и белых летних брюках.

      – Ну что, отстрелялась? Тебя можно поздравить? Все закончилось? – Она обняла Женю и сунула ей в руки пакет. – Это торт. Твой развод надо отметить.

      Она осмотрелась и в восхищении подняла вверх большой палец:

      – Супер! Ты – молодец.