Кавказский узел. Александр Афанасьев

шести бакинских комиссаров. Кто такие двадцать шесть бакинских комиссаров – никто в Махачкале не знал и знать не хотел[1]. Но и новое название улицы не прижилось, все говорили просто – двадцать шесть. И от того – назвали модное кафе, в котором собиралась городская молодежь из продвинутых. Продвинутые – это значит не повернутые на исламе, или как их тут еще называли – джамаатовские. Джамаатовские собирались в основном в мечети на Котрова или в подпольных молельнях, сделанных на базе обычных квартир…

      Магомед – его друг и однокашник – хлопнул его по плечу.

      – Многое теряешь. Аминка подругу приведет.

      Он подмигнул.

      – Русскую.

      Весь этот разговор, состоявшийся в здании ДГУ, Дагестанского государственного университета, был понятен любому махачкалинскому пацану, а вот для тех, кто не из этого города, требовались пояснения. Аминка училась здесь же, на факультете психологии и философии, и была подружкой Магомеда, «постоянкой», как тут это называлось. Точнее – невестой, она была из того же народа, что и Магомед (а в Дагестане больше тридцати народов и народностей), и семьи уже давно сговорились меж собой. То есть посватались, это тут как вторая свадьба была. Вообще-то такие браки по договоренности были редкостью, но Амина была красивой, хоть и своенравной, и Магомед действительно любил ее, хотя и психовал сильно. С тех пор, как она стала ходить на фитнес и увеличила грудь, совсем покой потерял, то ему мерещилось, что у Аминки есть любовник намного старше ее, то что она собралась ехать в Москву и будет там обязательно проституткой, то что она вообще за границу собирается выехать. В общем, психовал парень. Что совершенно не мешало ему изменять Аминке при первой возможности. Но – обязательно с русскими, потому что если изменишь со своими, завтра это будут знать все. А вот у Аслана, несмотря на то что тот и статью вышел, и деньги у него имелись, и умен, невесты так и не было. Дело в том, что у него не было сильной «спины», как тут говорят. У него мать русская. И значит, он выпадал из жесткой схемы взаимоотношений в дагестанском обществе, которая давала трещины, сыпалась, но держалась…

      Хотя Магомед и еще некоторые ребята – все равно с ним дружили. И списывали, конечно, – на факультете информатики учиться трудно. По сути – Магомед только на его способностях и ехал, потому что деньги за поступление были заплачены, а учиться… если честно, то в этом вопросе Магомед был камень камнем[2]. Но неблагодарной свиньей он не был – и в обмен за помощь в учебе давал Аслану своего рода крышу (а туххум[3] у Магомеда был очень сильный, он был родственником главы администрации одного из районов, директора порта и еще кого-то там) и пробовал знакомить с девчонками. Пока – безрезультатно…

      Что же касается русской – то тут тоже было все понятно. Хотя официально в Дагестане было равенство и братство народов, браки между представителями разных народов и народностей тут, мягко говоря, не поощрялись, равно как и общение (между мужчиной и женщиной). И если что-то произошло или просто пошли слухи, то лучше всего было уехать от греха, в Москву или еще куда. Если даже не убьют, то жизни все равно не будет. Здесь любят рассказывать то ли анекдот, то ли притчу про имама, который… выпустил газы, или на местном диалекте «хызнул», на свадьбе в родном селе. Он вернулся только через тридцать лет, и первый же попавшийся ему на дороге парнишка сказал: я не знаю точно, когда я родился, но это было через двадцать лет после того, как на свадьбе обделался имам…

      А с русской можно делать все, что угодно, она ничья, за нее не будут мстить. Потому – русские уезжали с Кавказа, но уехав, проблему не решить. Кавказ шел за ними по пятам – и вот уже собирали закят и выясняли, где чье пастбище (один из самых распространенных поводов для конфликта на Кавказе), в Краснодарском и Ставропольском краях, а скоро это дойдет и до Ростова, и дальше пойдет.

      Потому что если ты не идешь на войну – война придет к тебе.

      – Если успею, брат.

      В глазах Магомеда мелькнуло понимание, смешанное с презрением.

      – Опять на Левина идешь?

      – Ага.

      – Брат, а если так… оставить детские вещи. Вот тебе оно надо, за этих хипишнутых впрягаться?

      – Надо…

      Аслан был правозащитником. В республике, где у большинства до сих пор нет нормальной работы, дело вполне обычное, а положение правозащитника в обществе уважаемое. Проблема только в том, что правозащитники здесь были… как бы не совсем правозащитниками. Это были люди, чаще всего женщины, которые получали от бандподполья и коррупционеров немалые деньги и организовывали взамен всевозможные акции протеста. Как только антитеррористическому центру, расположенному в пансионате «Дагестан», удавалось отследить месторасположение какого-то джамаата и окружить его, так тут же как из-под земли появлялись женщины в черных платках, дети, женщины с детьми, они «работали на камеру», провоцировали сотрудников полиции из оцепления, требовали выпустить окруженную банду, иногда предлагали деньги, иногда пытались связаться с бандитами и сообщить им информацию. Точно такие же представления они устраивали перед

1

Двадцать шесть бакинских комиссаров – это бакинские коммунисты, расстрелянные, когда в Баку вошел британский экспедиционный корпус. При подозрительных обстоятельствах в живых остался двадцать седьмой комиссар – не кто иной, как Артем Микоян, занимавший ключевые позиции в Политбюро при Сталине, Хрущеве и Брежневе.

2

Тупой (дагестанский сленг).

3

Род или объединение родов.