Любовь – цветок нежный. Валентина Карпицкая

улыбке, уставившись на соблазнительную двойню, просвечивающуюся сквозь шёлковую ткань халатика.

      Перехватив Ромкин взгляд, Таня скрестила руки на груди:

      – Ты на часы смотрел? Шесть утра! Сдурел совсем!

      – Не вежливо же ты гостей встречаешь, – без обиды заметил сосед, неторопливо скользя взглядом по шёлку, повторяющему плавные изгибы женского тела.

      – Я вообще-то ещё спала. А ты разбудил меня, – нахмурилась Таня, видя, что гость вовсе не собирается извиняться и уходить.

      – Много спать – мало жить: что проспано, то прожито, – весело отозвался Ромка и, сощурив смеющиеся глаза, спросил: – Ну что, так и будешь держать у порога?

      – Ромашка, ты не выпил случайно? Вид у тебя какой-то подозрительный, – всматриваясь в лицо соседа, поинтересовалась Таня.

      В ответ на это Ромка сделал трагическое лицо:

      – Может, я нахожусь между жизнью и смертью. Может, я проститься пришёл…

      – Не ломай комедию! Уезжаешь? Ладно, заходи… Подожди здесь, пока я оденусь, – Таня повернулась, чтобы идти, однако Ромка поймал её руку. Лицо его сделалось серьёзным, а глаза, не умеющие скрывать чувства, лихорадочно заблестели:

      – Постой. Мне так нравится… Тебе безумно идёт этот наряд… Ты в нём можешь воспламенить даже умирающего отшельника, – тяжело дыша, пробормотал он.

      – Убери руки, – решительно оттолкнула соседа Таня, – и говори, зачем пришёл.

      – Предложить руку и сердце.

      – Спятил, что ли? – рассердилась Таня, но Ромкина обезоруживающая улыбка умягчила её сердце:

      – Нет, Ром, ну, правда, что случилось?

      – Да так, ерунда, не стоит разговора. Дай какую-нибудь книгу. У тебя их целая читальня, а мне лень в библиотеку идти.

      – Другого времени не нашёл, – буркнула Таня, но уловив грустные нотки в голосе соседа, уже спокойным голосом спросила:

      – Тебе какую? Детектив?

      – Ага. Давай Незнанского.

      Таня ушла в спальню и когда вернулась с книгой, Ромка уже сидел на кухне и курил. Он вздохнул, увидев на соседке вместо ничего не скрывающего пеньюара домашний халат, и глубоко затянулся. Глаза его, минутой назад сверкавшие, как огонь, словно подёрнулись сизым сигаретным дымом.

      – Ромашка, туши сигарету. С детства не переношу запах табака, – разгоняя дым рукой, сказала Таня и, открыв балкон, с наслаждением вдохнула воздух, смешанный с ароматом черёмухи. – И вообще, ты много куришь. Это опасно для здоровья.

      – Ушам своим не верю! Ты беспокоишься о моём здоровье? – сузил глаза Ромка, отнеся сигарету от лица. – А хочешь, я совсем брошу курить! Слышишь, королева, я всё сделаю, что ты хочешь!

      Он спешно затянулся и, смяв сигарету, вопросительно взглянул на строгую воспитательницу.

      Таня подошла к столу, чтобы убрать пепельницу, но Ромка неожиданно вскочил со стула и, схватив её за руку, привлёк к себе. Прежде чем Таня успела что-либо возразить, он стал покрывать пылкими поцелуями её лицо и шею, с каждым новым поцелуем подбираясь всё ближе к вырезу халата. Таня задыхалась от горького сигаретного запаха, упиралась руками в широкую Ромкину грудь, но он был силён, как буйвол.

      – Ты что, меня силой хочешь взять?! – выдохнула она, и слова, словно звонкая оплеуха, мигом отрезвили соседа. Он отшатнулся, вспыхнув до самых кончиков ушей, и руки его беспомощно упали:

      – Таня, Танечка, прости меня. Не знаю, что накатило. Люблю я тебя. С самого первого дня, как увидел. Никто на свете тебя не полюбит сильнее. Помни это всегда.

      – Уходи. Бери книгу и уходи, – холодно ответила Таня, запахивая халат.

      Сосед, не глядя, сгрёб со стола книгу и сунул под мышку.

      – Ладно, королева, не сердись, я уже ухожу, – потухшим голосом сказал он и поплёлся к выходу, но у порога остановился и горестно посмотрел Тане в глаза.

      – Давай, давай, и нечего так смотреть, – подтолкнула она соседа к дверям.

      Щёлкнув замком, Таня ещё некоторое время прислушивалась к удаляющимся шагам и после того, как они затихли, направилась в ванную. Сбросив халат и открыв кран, стала под душ. Тугие струи запрыгали по телу, смывая следы жадных Ромкиных рук, и Тане вдруг стало жаль безнадёжно влюблённого в неё Ромашку, которого она сама, не желая того, раздразнила нескромным пеньюаром. «Надо было думать, что надевать, прежде чем открывать дверь, – корила она себя, намыливая упругую губку и покрывая влажную кожу ароматной пеной. – А Ромка – что? – здоровый мужик, с нормальными инстинктами. Мне вообще не за что на него обижаться: и плитку в ванне положил, и в кухне ремонт сделал. Даже денег нисколечко не взял».

      Таня направила на себя дождик, и ласковая вода, огладив плечи, спину грудь, живот, растворила и унесла с собой сладко пахнущую мыльную пену, а вместе с ней и все обиды.

      Укутав мокрые волосы в полотенце, Таня вернулась на кухню и, поставив чайник на плиту, вышла на балкон.

      Двор оживал. Анна Егоровна или просто бабушка Аня, самая старенькая жительница не только подъезда, но и всего