Смерть на Ниле. Агата Кристи

ться. Она без конца ругалась с мужем, сэром Джорджем, который перед отплытием купил ей колье, – она хотела ляпис-лазурь, а не кораллы, поэтому она то и дело называла его дураком.

      Сэр Джордж удрученно отвечал:

      – Мне очень жаль, дорогая. Хочешь, я поеду и обменяю это колье? Время еще есть.

      Она не поносила разве что одного Бэвила Уэста, секретаря мужа, потому что этого никто не мог бы сделать: у него была совершенно обезоруживающая улыбка. Поэтому ярость леди Гриль изливалась исключительно на переводчика, невозмутимого, вальяжного, модно одетого джентльмена. Едва она заметила, что кто-то сидит в кресле на палубе, она тотчас поняла, что это пассажир, и вознегодовала еще более:

      – В конторе компании меня заверяли, что мы будем единственными пассажирами! Что сезон кончается и больше никого на пароходе, кроме нас, не будет!

      – Так и есть! – ответил Мохаммед. – Вы, ваша свита и один этот джентльмен – вот и все пассажиры!

      – Нет! Вы лжете! Что делает здесь этот человек?

      – Он приехал позднее, мэм. После того, как вы купили билеты. Он решился ехать только сегодня утром.

      – Это злоупотребление доверием! Вы не находите?

      – Все будет отлично, мэм. Он очень любезный джентльмен, очень спокойный и обходительный.

      – Вы идиот и ничего не понимаете в людях! Где вы, мисс Мак-Найтон? Ах вот вы где! Сколько раз вам повторять, чтобы вы все время были около меня: мне в любой момент может стать дурно. Отведите меня в мою каюту. Дайте мне аспирин и не позволяйте Мохаммеду приближаться. Он только и знает, что повторять как попугай: «все хорошо», «все хорошо», хоть лопни!

      Мисс Мак-Найтон, женщина лет тридцати пяти, высокая, довольно привлекательная брюнетка, не говоря ни слова, предложила руку леди Гриль. Она проводила свою подопечную в каюту, удобно устроила в постели, обложила подушками, дала таблетку аспирина и терпеливо продолжала выслушивать ее жалобы.

      Леди Гриль было далеко за сорок. С шестнадцати лет она во всей полноте ощутила на своих плечах груз огромного состояния и вышла замуж за благородного сэра Джорджа, разорившегося за десять лет до вступления в этот брак. Это была высокая, с красивыми чертами лица дама. Однако всегда не в меру раздраженная, постоянно пребывающая в дурном настроении. Морщины и неумеренное употребление косметики подчеркивали разрушения, причиненные временем и дурным характером. Волосы ее постоянно меняли цвет: то обесцвечивались, то красились хной разных оттенков, что сделало их сухими и ломкими. Она одевалась нарядно, соблюдая последнюю моду, однако, впадая в крайность, носила чересчур много драгоценностей.

      – Скажите сэру Джорджу, – заключила она, когда приготовления ко сну закончились, а мисс Мак-Найтон выслушивала последние наставления, – что он просто обязан выгнать этого человека. Мне нужен покой после всех этих переживаний…

      – Хорошо, леди Гриль, – покорно ответила сиделка и вышла из каюты.

      Нежеланный пассажир по-прежнему сидел на палубе. Он повернулся спиной к Луксору и рассматривал позолоченные заходящим солнцем холмы, возвышавшиеся над купами деревьев. Мисс Мак-Найтон мимолетно бросила на него испытующий взгляд и прошла в салон.

      Она увидела сэра Джорджа в курительной комнате: он держал в руке колье и как-то очень озабоченно его разглядывал.

      – Как вы думаете, мисс, понравится оно моей жене?

      – Оно восхитительно, – ответила сиделка.

      – По-вашему, мисс, на сей раз мадам будет довольна?

      – Не думаю, сэр Джордж, ведь ей ничего не нравится! Мадам специально послала меня к вам с поручением: сделайте все, чтобы тот посторонний пассажир на палубе сошел как можно скорее!

      Сэр Джордж состроил гримасу недовольства:

      – Как же, вы полагаете, я могу это сделать? Что я ему должен сказать? Какой-то абсурд!

      – Конечно, думаю, это невозможно! – посочувствовала мисс Мак-Найтон сердечно. – Просто скажите мадам, что у вас нет никакой возможности это сделать. Думаю, этого будет вполне достаточно, – ласково заключила она.

      – Вы так думаете, мисс?

      У него был такой подавленный вид, что сиделка сочла нужным добавить еще более нежно:

      – Не принимайте близко к сердцу всего этого, сэр, это все от нездоровья.

      – Вы считаете, леди Гриль и в самом деле больна?

      Лицо сиделки вдруг помрачнело и голос странно изменился.

      – Да, я… я беспокоюсь за нее, сама не знаю почему. Но вы не расстраивайтесь, не надо, все наладится. – Она ласково улыбнулась и ушла к себе.

      Тут же в курительной появилась Памела, свежая, румяная, непринужденно державшаяся, вся в белом.

      – Привет, дядя!

      – Привет, крошка!

      – О чем это вы тут толкуете с Мак? Какая прелесть, дядя, это колье!

      – Я рад, что тебе понравилось. Как по-твоему, твоя тетя разделит твой восторг?

      – Она не способна восхищаться чем бы то ни было! Вы же знаете ее! Не могу понять только, дядя, и