Мое условие судьбе. Евгения Михайлова

залось, что она вся сейчас – мозг, память. Нельзя тратить силы даже на слишком глубокий вдох. Нужно, не поднимаясь, начертить взглядом на этой голой стене карту того, что случилось с ними со всеми. С ней, Вадимом, с этой стеной и, главное, с зеркалом… Дину не оставляла мысль, что дело именно в зеркале. Ведь оно видело больше, чем она.

      В эту небольшую, двухкомнатную, очень уютную, теплую и светлую квартиру в одном из немногих зеленых мест Москвы на Юго-Западе они с Вадимом переехали два года назад. Он купил квартиру сразу после их свадьбы. Они вдвоем взволнованно выбирали: чтобы и добираться удобно в любое место, чтобы район потише, чтобы в окна смотрели деревья, а под ногами была трава рядом с подъездом. И, конечно, чтобы хватило денег, которые они получили, продав две свои однушки.

      Дина и Вадим познакомились в новостной редакции частной телекомпании, которая принадлежала первому мужу Дины, опытному телемагнату, сильному, властному человеку, всегда позволяющему себе право независимого голоса. Времена бывали разные, ему угрожали, его шантажировали, на него покушались, но Артем понимал, что он не просто человек, а дело. И его страх, приспособленчество – это смерть дела, что гораздо трагичнее в глобальном масштабе, чем смерть одного человека. Во имя дела он стал и серьезным финансистом. Право независимого голоса может держаться лишь на таком цементе, как деньги. Иначе сметут.

      Дина была жемчужиной в тщательно подобранном коллективе. Выпускница факультета журналистики МГУ, она обладала всеми качествами, которые нужны для того, чтобы маленькая авторская передача стала сенсацией. Дина сама писала тексты, всегда была взволнованной и эмоционально яркой. И ее особенную красоту любила камера. Передача Дины длилась ровно пять минут, но пользовалась популярностью и держалась на плаву уже пять лет. Запись эфира на следующий же день разносилась по интернету, редакция получала восторженные отклики от просвещенной аудитории и самые дорогие для журналиста отзывы: звонки простых, в чем-то очень несчастных людей, которым показалось наконец, что их заметили, что на их защиту встали. «Ох. Спасибо. Такая девочка… Я плакала потом всю ночь. Носки вот вяжу этой журналистке», – говорила какая-нибудь бабушка. Но бывали и оскорбления, и грязь, и агрессивная зависть. Обратная сторона успеха.

      А семейная жизнь Дины и Артема потерпела крах. Для семейной жизни они оба были слишком независимы. Когда развелись, Дина поставила бывшему мужу условие: никаких денег, кроме зарплаты. «Иначе уйду из телекомпании». И переехала в бабушкину однокомнатную квартиру на окраине Москвы.

      И Артем, и Дина были настолько профессионалами, что мучительный разрыв – ведь они оба оборвали по-прежнему страстное влечение во имя мифической свободы личности – не сказался на их совместной работе. На трудовом фронте они остались незаменимыми друг для друга.

      Дина не знала, как переживает их расставание Артем, он всегда делал шаг только вперед и не оглядывался. А она… Ей было очень тяжко. Возвращалась домой, отключала телефоны и металась в тоске, боялась ночи, подушки, сна. Плакала навзрыд. Не от любви, а потому, что не знала настоящего одиночества. Артема было так много в ее жизни, что она сначала рвалась, чтобы вздохнуть на свободе, а потом оказалось, что вроде бы только муж заполнял ее жизнь. Казалось, без него дышать невозможно. Дина вставала задолго до рассвета, чтобы привести себя в порядок, чтобы даже гример Надя ничего не заметила. А покрасневшие глаза – так это общая проблема. Софиты…

      Так она и жила. Больные вечера и ночи, полноценный рабочий день, заполненный вдохновенным гневом и вдохновенным лиризмом. Дина чувствовала свою аудиторию, умела с ней говорить, как никто, что-то объяснить, дать бой тем, кто, болтаясь у этой, столь во многом обездоленной аудитории на шее, объявляет себя властелином жизней. Ее большие темные глаза, которые на экране выглядели еще выразительнее, чем в жизни, смотрели на зрителей так, что каждый чувствовал себя ее единственным слушателем, молчаливым собеседником. Писали программу, как правило, не больше двух дублей. Каждый около получаса. Оставляли при монтаже пять минут. Знаменитые, любимые всеми пять минут.

      После записи Дина тщательно смывала грим, расчесывала укладку, надевала джинсы, джемпер, куртку с капюшоном и отправлялась домой. Возле дома заходила иногда в магазин за какой-то готовой едой в пластиковых упаковках. Покупала кофе, молоко, фрукты. Ее редко узнавали здесь, в этом отдаленном районе, мало кто и смотрел их частный канал. Большинству хватало федеральных.

      Но однажды Артем объявил редакции, что уволил заведующего из-за «неспособности к развитию». Был у Артема такой жестокий и окончательный приговор. И на следующий день вошел утром в комнату редакторов, где Дина правила свой текст, новый заведующий. Потом они с Вадимом часто вспоминали то утро. Как он вошел…

      В комнате было несколько человек, еще никто не произнес ни слова, Дина просто почувствовала, как что-то изменилось, как регулярная деятельность вдруг прекратилась. Люди перестали стучать по клавишам, буднично переговариваться и даже начали иначе дышать. Дина подняла голову и увидела высокого кареглазого мужчину, который смотрел, улыбаясь, именно на нее. И сказал ей: «Здравствуйте, Дина», а потом уже общее приветствие всем:

      – Доброе