Кто изобрел Вселенную? Страсти по божественной частице в адронном коллайдере и другие истории о науке, вере и сотворении мира. Алистер Макграт

нига выражает потребность человечества в Боге. Невозможно, даже обладая всеми научными знаниями, объяснить, как мы с вами тут оказались и что было до того, как это случилось. И прекрасно, что именно истинный ученый, блестяще эрудированный и образованный человек – Алистер Макграт, взял на себя труд дать достойный отпор воинствующим атеистам…

Кэтрин Томпсон, профессор-физик, Чикаго

      Вот книга, в которой встречается мощь и красота научного мышления с великолепием Божьего творения!

Саймон Конвей Моррис, профессор биологии, Кембридж

      Алистер Макграт сделал то, что можно и нужно было сделать давно, – помирил науку и веру! Он проделал удивительную работу, пытаясь доказать, что в науке мы не можем идти дальше, не заглядывая в Библию. И да, он совершенно прав – Дарвин никогда не был атеистом!

Сильвия Бэкхем, биолог, Кливленд

      Памяти великого наставника Чарльза А. Колсона (1910–1974), Болловского профессора математики в Оксфордском университете (1952–1972), профессора теоретической химии в Оксфордском университете (1972–1974).

      От удивления к пониманию

      Начало пути

      Большинство из нас прекрасно знает, как замирает сердце в восхищении красотой и величием природы. Помню, как в конце семидесятых мне пришлось проехать по всему Ирану. Я ехал ночным автобусом через обширную пустыню между Ширазом и Керманом, и недужный двигатель наконец совсем заглох. Пока водитель его чинил, мы вышли на воздух. Мне никогда в жизни не доводилось видеть таких звезд, как в ту ночь – блистательных в своей торжественной неподвижности на темном безмолвном просторе. Словами не выразить, какое неодолимое благоговение охватило меня в ту ночь – восхищение, изумление и любопытство. Когда я вспоминаю ту поездку по пустыне, у меня до сих пор бегут мурашки по коже от восторга, хотя прошло уже очень много лет.

      Восторженное изумление – путь к пониманию

      Для некоторых это ощущение чуда, которое Альберт Эйнштейн называл «восторженным изумлением»[1], и есть конечная цель. Такой точки зрения придерживались многие романтические поэты. Великий немецкий романист и поэт Гете на склоне лет заявил, что удивление и восхищение для него – главное в жизни: достигнув ощущения чуда, не нужно больше ничего искать, не нужно идти ни дальше, ни глубже, надо наслаждаться самим этим чувством как оно есть[2]. Но для многих из нас это не главное, не конец пути, каким бы приятным ни было подобное чувство – это лишь отправная точка, начало пути исследований и открытий.

      Это ощущение чуда было знакомо и великому греческому философу Аристотелю. Для него это был призыв к исследованию, к изучению нового, чувство, которое расширяет горизонты, углубляет понимание и открывает глаза[3]. Как сказал когда-то великий средневековый философ Фома Аквинский[4], это удивление порождает desiderium sciendi – «страстное желание узнать», а исполнение этого страстного желания приносит не только понимание, но и радость.

      Этот путь открытий требует и воображения, и логики и ведет не в новые места, а к новому способу смотреть на вещи. На нем нас ждут два приобретения. Во-первых, это наука – одно из самых значительных достижений человечества, приносящее больше всего удовлетворения. В детстве я хотел изучать медицину. В этом был смысл. В конце концов, мой отец был врачом, а мать – медсестрой. Когда я поделился своими карьерными планами с двоюродным дедом, который заведовал отделением общей патологии в одной из ведущих клинических больниц Ирландии, он подарил мне старый микроскоп. Оказалось, что это врата в новый мир. Я принялся увлеченно изучать мелкие растения и клетки, которые обнаружил в капле воды из лужи на предметном стекле, и во мне пробудилась любовь к природе, которая ничуть не угасла и по сей день. Кроме того, я пришел к убеждению, что хочу знать и понимать природу. И решил стать не врачом, а ученым.

      Мне не пришлось пожалеть об этом решении. С пятнадцати лет я сосредоточился на химии, физике и математике. Получив стипендию в Оксфорде по специальности «химия», я стал специализироваться по квантовой теории. Диссертацию я написал там же, в Оксфорде, на основании исследований, которые вел в лабораториях профессора сэра Джорджа Радда, где я разрабатывал новые методы изучения сложных биологических систем. А тот старый латунный микроскоп так и стоит на моем рабочем столе, напоминая о своей судьбоносной роли в моей жизни.

      Но хотя я с ранних лет любил науку, меня никогда не покидало чувство, что в ней чего-то недостает. Она помогает нам понять, как что устроено, как работает тот или иной механизм. Но что все это значит? Наука дала мне исчерпывающий ответ на вопрос, откуда я взялся в этом мире. Однако она не могла ответить на другой, более важный вопрос: зачем я здесь? Какова цель жизни?

      Наука прекрасно умеет ставить вопросы. На одни можно ответить сразу же, на другие – только в будущем, когда будет достигнут определенный научно-технический прогресс, на третьи, возможно, мы так и не сможем ответить: сэр Питер Медавар (1915–1987), которому я стремлюсь подражать как ученый, называл

1

Albert Einstein, «Religion and Science». В кн.: «Ideas and Opinions», New York: Crown Publishers, 1954, р. 38.

2

Johann Peter Eckermann, «Gespräche mit Goethe in den letzten Jahren seines Lehens», 3 vols, Leipzig: EA. Brockhaus, 1836, vol. 2, p. 50.

3

Aristotle, «Metaphysics», 982b. См. также Plato, «Theaetetus», 154b – 155c. Познавательные рассуждения на ту же тему можно найти в статье Jerome Miller, «In the Throe of Wonder», Albany: State University of New York Press, 1992, pp. 11–52.

4

Thomas Aquinas, «Summa Theologiae Iallae» q. 32, a. 8. Обсуждение этой темы см. в работе Reinhard Hütter, «Dust Bound for Heaven: Explorations in the Theology of Thomas Aquinas», Grand Rapids, MI: Eerdmans, 2012, pp. 244–6.