Мамины глаза. Симон Осиашвили

ссказывала мне потом мама… А потому, что чем дольше я живу на свете, тем чаще я вспоминаю мамины глаза и все важнее для меня становится то, как бы посмотрела она на меня в той или иной жизненной ситуации. Иной раз мне кажется, что я и сам смотрю на жизнь мамиными глазами. Потому что ничего важнее этих глаз, оказывается, и нет… Думаю, рано или поздно это осознает каждый.

      Вижу бога

      Когда молчит моя свирель,

      Стучится сон в мою обитель:

      Качает мама колыбель,

      Как ангел мой, как мой хранитель.

      Жаль, тех минут вернуть нельзя —

      Часы считают время строго —

      Но я смотрел в ее глаза,

      Смотрел в глаза – и видел бога.

      Кружила музыка меня

      По нашей матушке России,

      И освещалась жизнь моя

      Ее бездонным взглядом синим.

      Бываю я порой в слезах —

      Она судить умеет строго —

      Но я смотрю в ее глаза,

      Смотрю в глаза – и вижу бога.

      Мы ищем свет среди теней

      В дыму соблазна и обмана —

      И, не сомкнув своих очей,

      Хранят нас Родина и мама.

      Словами это не сказать,

      Но у последнего порога

      Я снова им взгляну в глаза,

      Взгляну в глаза – и встречу бога…

      Мне досталась всего только жизнь

      Когда-то я был положительным человеком. Окончил политехнический институт в родном своем городе Львове, работал программистом в большом вычислительном центре – и все в моей жизни было ясно и понятно. Тем более что профессию я себе выбрал совершенно осознанно – еще в школе я был победителем областных и республиканских математических олимпиад, так что никем иным, кроме как технарем, себя не мыслил. И уж во всяком случае, не гуманитарием точно. Все, собственно говоря, так и складывалось, пока однажды не прочитал я в журнале «Юность» повесть актера «Таганки» Вениамина Смехова «Служенье муз не терпит суеты». И вот в этой повести были процитированы стихи некоего безымянного автора. Это через несколько лет, когда были положены эти стихи на музыку, стали они популярной песней, помните, называлась она «Под музыку Вивальди». Но это случилось потом, а тогда, прочитав эти стихи, я просто сошел с ума. И дело не только в том, что стихи эти с бесконечными аллитерациями, с набегающими друг на друга, как волны, строками очень музыкальны. Вспомните:

      Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди,

      Под музыку Вивальди и вьюгу за окном

      Печалиться давайте, давайте, давайте,

      Печалиться давайте об этом и о том…

      Для меня, пожалуй, главнее всего оказалась ситуация возвращения к предыдущей любви, описанная в этих стихах:

      Но только ты молчала, молчала, молчала,

      И головой качала любви печальной в такт,

      А после говорила, поставьте все сначала,

      Мы все начнем сначала, любимый мой. Итак…

      А у меня как раз в жизни тогда именно это и происходило, я тоже возвращался к предыдущей любви. И вот все вместе, эти волшебно красивые стихи и эта ситуация – все это просто свело меня с ума. Я стал без конца бормотать про себя эти строки, днем и ночью, наяву и во сне – постоянно. А через некоторое время я вдруг обнаружил, что бормочу уже другие слова, то есть не просто слова, а стихи, которые я сочинил сам. Вот это новость! Я ведь до этого стихов никогда не писал, даже в том романтическом возрасте, когда просто положено это делать. Да и не читал их почти. А тут на тебе, взрослый двадцатичетырехлетний положительный человек, с серьезной профессией, вдруг занялся таким эфемерным делом. Смешно! Но мне было не смешно. Потому что несколько месяцев спустя выяснилось, что я просто не могу без этого жить. И это было действительно не смешно. Меня перестало интересовать все на свете, кроме сочинительства. И в этом было огромное мое счастье, потому что до этого жил я по накатанной не мной колее: школа, институт, работа – и вдруг пришло ко мне Нечто, перевернувшее и захватившее всю мою жизнь. Но это, так сказать, эмоциональная сторона дела. А была еще и рациональная. Работа программиста стала меня тяготить, я хотел профессионально заняться сочинительством и отдавал себе отчет, что и образован я в гуманитарном смысле мало, да и в украиноязычном Львове мне с русскими стихами далеко не пойти. И выход мне виделся один – Литературный институт. Тот самый, знаменитый, имени Горького. Выпускникам которого, как мне казалось из львовского далека, открыта прямая дорога в Литературу. Вот и собрал я свои стихи, положил их в конверт и отправил в Москву, на творческий конкурс в Литературный институт. Не знаю, как сейчас, а в те годы, когда страна наша была самой читающей в мире, оказалась она еще и самой пишущей. И конкурс в Литературный институт был свыше трехсот человек на место. Потому что один такой он был на всю одну шестую часть мира. Но как-то повезло мне,