Твоя по ошибке. Анастасия Волжская

ю заглушку, и небольшую университетскую лабораторию огласил оглушительный свист, способный дать фору паровозному гудку.

      Однако тонкая трубка, соединенная с отогнутым в сторону горлышком реторты, так и осталась незамутненно-прозрачной.

      – Ну же, ну, ну, ну! – Красстен Ноур, мой друг и напарник, метался по лаборатории, прожигая взглядом злосчастную трубку, как будто одной лишь силы его желания было достаточно, чтобы нагретое паром зелье наконец послушно перетекло в сосуд с реактивом. – Еще немного! Нужно всего-то капельку! – Алая капля, повинуясь отчаянному призыву, скользнула вверх по трубке красноватой змейкой. – Давай, милая! Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

      Мгновение – и зелье бессильно опало.

      – Не вышло! – раздался над моим ухом полный отчаяния крик, перекрывая свист колбы с кипящим зельем. – Все пропало! Столько усилий, столько работы – и все напрасно! Мы разорены, мы опозорены! Марри, душа моя, что же делать, что же делать?

      Закатив глаза, – в тонком творческом процессе Красса, словно стрелку маятника, всегда кидало из безнадеги в эйфорию – я повернула ручку горелки, постепенно увеличивая огонь под ретортой. Синее пламя лизнуло железное дно раз, другой – и бордово-красная жидкость хлынула по трубке, моментально наполняя до краев стеклянную пробирку, на дне которой золотым песком сверкала щепотка сложного составного реактива. Коснувшись ярких крупинок, зелье загустело, свернулось маленькой блестящей горошиной.

      – Марри, ты просто гений! – не меняя тональности, заорал Красс, сгребая меня в охапку и радостно кружа по комнате. – Даже не знаю, что бы я без тебя делал, душа моя!

      – Пришлось бы обольщать инвесторов собственным обаянием, – фыркнула я. – Ну, ты знаешь – улыбку пошире и клятвенно пообещать: «Завтра, завтра». И так всю неделю.

      – Боюсь, высокоблагородные лэры не проникнутся ко мне настолько горячим интересом, – он широко ухмыльнулся, сдувая упавшую на глаза модную алую челку. – Если бы я действительно планировал прибегнуть к обольщению, пришлось бы взять с собой прекрасную тебя, а ты уже отказалась… Бросила меня…

      Я отстранилась, пряча кривую улыбку. Не хотелось портить момент алхимического триумфа собственными приземленными проблемами.

      – Красс, мы же говорили…

      Напарник легко отпустил меня, напоследок чуть сжав предплечья в мимолетной дружеской ласке.

      – Я помню, Марри, помню.

      Я безо всякого удовольствия покосилась на стоявший в углу старый чемодан. Лабораторию, любезно предоставленную нам во временное пользование алхимическим факультетом, нужно было освободить еще до вечера, и даже огромного обаяния Красстена Ноура оказалось недостаточно, чтобы выторговать еще хотя бы пару недель отсрочки. Мы и без того занимали университетское оборудование намного дольше, чем полагалось выпускникам, не поступавшим в магистратуру.

      Но хуже всего было не это. Благодаря все той же широкой улыбке лэра Ноура-младшего и, как я подозревала, небольшой взятке суровой комендантше корпуса, последний месяц после выпуска и выселения из общежития я прожила здесь же, в смежной с лабораторией комнате, бывшей когда-то кладовой для оборудования и реактивов. И вот теперь мне предстояло оказаться на улице – без работы, без связей, без жилья. Я была согласна даже на самый захудалый угол на окраине Хелльфаста, но, увы, денег на долгосрочную аренду у меня тоже не было.

      Провинциалка из крошечного северного городка с посредственным дипломом алхимика, не получившая ни единой рекомендации от профессоров университета. Мне нечего было предложить работодателям, не на что рассчитывать. Единственная разумная перспектива рисовалась совсем невеселой – вернуться домой, где мой диплом и вовсе никому не был нужен.

      Конечно, Красс не раз предлагал мне не рубить сгоряча и дождаться его возвращения из закрытого загородного клуба, где он собирался блестяще презентовать потенциальным инвесторам свое великое изобретение. Напарник даже был готов снять для меня квартиру – на деньги старшего брата, само собой, ибо своих финансов у младшего Ноура никогда не водилось. Но я, разумеется, отказалась. Ноур-старший, суровый и немногословный мэр Хелльфаста, столицы Ньеланда, пугал меня куда больше, чем бесперспективность собственного будущего.

      Красстен не отступал. Проникновенно заглядывал в глаза, улыбался, взъерошивая лохматую шевелюру, и очень-очень красочно расписывал, как плохо будет здесь одному, без такой замечательной напарницы и лучшей, самой-самой лучшей подруги. И ему, конечно же, не останется ничего иного, кроме как забросить все научные изыскания и с позором осесть в городском управлении под строгим присмотром брата, где светлый ум обаятельного изобретателя непременно зачахнет над никчемными бумагами об усовершенствовании общественных уборных и новаторскими методиками чистки фонтанов. Надо признать, поникшие плечи и тяжелые вздохи, которыми Красс сопровождал рассказ, выглядели очень натуралистично. И я сдалась, согласившись на временный компромисс.

      Особняк семьи Ноуров, расположенный где-то далеко в пригороде Хелльфаста, в небольшой деревне у озера, по словам Красстена, уже не