Мой маленький Будда. Валентина Ласлоцки

ерёд, что в моей книге Вы встретите много обобщений. Когда я пишу «все» или «никто», во мне говорят негодование, обида, боль. Конечно же, я знаю, что есть много таких людей – среди них врачи, учителя, политики, служащие госучреждений, – которые с искренним сочувствием относятся к моему сыну и ко всем тем, о ком пойдёт речь в этой книге. Но, к сожалению, и в данном случае исключения скорее подтверждают правила, нежели опровергают их.

      Пролог

      Семейный обед получился скомканным и быстро подошёл к концу. Короткий «обмен мнениями» между мной и моим семнадцатилетним сыном привёл к ставшему уже привычным результату Мы опять не поняли друг друга. На меня навалилась смертельная усталость. Не физическая: я просто устала от бесполезных споров, с некоторого времени повторяющихся с завидной регулярностью. Естественно, я хочу для своего сына только хорошего, но мой маленький сыночек чувствует себя уже взрослым. На любое моё, даже самое безобидное, замечание он раздражённо бросает: «Ты этого не понимаешь!!!» – или вовсе, не удостоив вниманием, молча уходит в свою комнату, демонстративно закрыв за собой дверь.

      «Это у него переходный возраст! Скоро пройдёт!» – успокаивает меня свекровь. «У нас в семье то же самое!» – жалуется подруга. Да я и сама знаю (по опыту работы в средней школе; я не только в теории знакома с особенностями подросткового возраста), что любая семья рано или поздно переживает подобный период и что рано или поздно он заканчивается. Всё знаю, всё понимаю, но сердце ноет: неужели он не видит, что обижает меня своим поведением, не замечает, как глубоко ранят его необдуманные слова, причиняя боль той, кто любит его больше всех? Любит так же, как в детстве. Или ещё сильнее. А ему, выходит, уже не нужна мама?.. Так человек взрослеет? И это нормально? Надо смириться с этим и принять как данность?

      Автоматически собираю со стола и мою оставшуюся после незадавшегося обеда грязную посуду, ломаю голову над проблемами, которые кажутся неразрешимыми, и пытаюсь справиться с подступившими слезами… В этот момент ко мне подходит мой старший сын и, положив голову на плечо, нежно обнимает. Он почувствовал мою боль и пришёл успокоить. Его участие – самое лучшее лекарство. Я уже не сдерживаю слёз, перед ним мне не надо играть роль сильной мамы и вообще никакой роли играть не надо. Он всё знает, всё чувствует. Поворачиваюсь к нему, и теперь уже я кладу свою голову на крепкое плечо сына. И горько плачу… Имике (ему двадцать лет, но в семье все называют его «Имике», потому что он был первым – первый сын, первый внук, первый племянник) терпеливо, не говоря ни слова, гладит меня по спине. И я постепенно успокаиваюсь и уже не чувствую себя самой несчастной мамой на свете. Мой старший сын, как всегда, взял на себя всю мою боль.

      Так было с самого момента его рождения.

      Два сына, два разных мира… Но для меня оба одинаково дороги…

      Сыночек

1.

      Я с радостью и с трепетом ждала своего первенца. После затянувшегося токсикоза беременность протекала нормально, и уже ничто не омрачало моей радости. Но роды были тяжёлыми. Сильные предродовые схватки продолжались почти сутки. Я выдохлась, обессилела, не чувствовала ничего, кроме одной только всепроникающей боли. До той самой секунды, пока не услышала голос сына, его первый крик. Боль неожиданно оборвалась, и я почувствовала бесконечное облегчение и тепло. Яркий свет заполнил всё вокруг. Родился мой Имике. 15 февраля, в субботний день. Бесконечным было и моё счастье. Целых три дня…

      Во вторник утром в палату, где я лежала и считала минуты до того, как принесут моего мальчика на кормление, вошла детский врач и деловым тоном сообщила, что мой долгожданный ребёнок родился с синдромом Дауна. Она говорила быстро и длинно. Я почти ничего не понимала. И не только из-за незнания венгерского языка: я вообще ничего не знала ни о каком таком синдроме. Но сразу почувствовала, что с моим сыном случилась большая беда.

      Мир вокруг рухнул. Ощущение счастья испарилось так же быстро, как родовая боль. Слёзы потекли сами собой, откуда-то снизу накатывала волна холодного страха, но я старалась не поддаться панике. Сквозь слёзы я впилась глазами в бесстрастное лицо врача, всеми силами пытаясь понять, о чём она говорит. Сейчас, спустя двадцать лет, я, возможно, знаю о синдроме Дауна гораздо больше некоторых врачей, которые не сталкиваются с этим генетическим феноменом в своей каждодневной практике. Но это сейчас. А к тому времени я даже не видела ни одного человека-дауна (как в Советском Союзе, так и в Венгрии их держали в закрытых интернатах для душевнобольных или (!) в психоневрологических лечебницах). Напрасно доктор перечисляла мне внешние признаки «болезни»: монгольский разрез глаз, плоская переносица, увеличенный язык, маленькие уши, глубокие борозды на ладонях и ступнях. Какое отношение всё это имеет к моему сыну?! Он у меня такой… идеальный!

      Красивые голубые глазки. Маленький смешной носик пипочкой. Аккуратные маленькие ушки (я сразу обратила на это внимание и радовалась, что он не такой лопоухий, как другие дети). Язык часто высовывает, потому что у него хороший аппетит. Никаких