Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями. Елена Михалкова

сыпанула в него соды вместо соли.

      Что, впрочем, тоже неплохо характеризовало ее состояние.

      Исаева резко взмахнула ладонью и задела абажур. Тени панически заметались по стенам, жалобно скрипнул провод.

      – Чёрт! Чёрт!

      – Галь, хватит себя накручивать. – Саша Стриж выпрямилась и остановила маятник раскачивающейся кухонной лампы. – Они хорошие люди…

      Если бы сарказмом можно было поджигать, в руках Галины Исаевой истлела бы не только сигарета, но и вся пачка. Да и омлет бы уже полыхал.

      – Меня окружали хорошие люди, медленно сжимая кольцо! – процитировала она.

      – Сама залезла в это кольцо.

      Галя сникла. Нечего спорить: Стриж права, с какой стороны ни погляди. Залезла, как толстуха в хулахуп. И там застряла.

      – Сожрут они меня с потрохами, – тоскливо пробормотала она. – В печку на лопате сунут и заслонкой закроют. Как еще изводили добрых молодцев?

      – В баньке парили, – машинально сказала Саша, осматривая ящик в поисках коробка. Где-то он ей попадался… А, вот!

      – Пройденный этап. Банька уже была. С сугробом.

      – Ты ныряла в сугроб?

      Саша кинула коробок, Галка ловко поймала.

      – Не ныряла, а нырнула. Один раз. И потом торчала бледными ногами из сугроба, как вареная курица из супа, пока меня не вытащили.

      Она чиркнула спичкой об коробок и сломала спичку. Пылающая серная головка упала на скатерть.

      «Ну, началось…» – поздравила себя Саша.

      Вещи, оказавшись в руках ее подруги, принимались вести себя агрессивно. Чайник судорожно пыхал паром, как престарелый обиженный дракон. Сковородка сбрасывала ручку в ту самую секунду, когда ее вытаскивали с яблочным пирогом из духовки. Шкафы роняли полки, предпочитая стеклянные.

      Однажды в юности Саша с Галей забежали в подъезд, и на трех этажах одна за другой приветственно взорвались лампочки. Прошли по первому этажу: дзыньк! Сунулись на второй: бамц! Допрыгали до третьего: хрясь! И везде осколки – только успевай закрывать голову.

      Когда Саша добралась до своего четвертого, у нее по загривку бегали мурашки размером с клопа. Она предчувствовала самый большой «хлобысь» в своей жизни. Но на четвертом лампочки попросту не было: выкрутили. Она до сих пор полагала, что неизвестный воришка уберег их от локального катаклизма.

      – Можешь представить, как ликовала эта морда? – мрачно спросила Исаева. – Как школьница, на глазах которой директор выпал из окна.

      Саша мысленно перебрала семейство Сысоевых, пытаясь сообразить, о ком идет речь. Образ парящего за окном директора в костюме и съехавших на нос очках мешал сосредоточиться.

      – Стриж, спасай! – Галка молитвенно сложила ладони. – Поезжай со мной!

      – Забудь, – коротко отказалась Саша.

      – Всего три дня!

      – Какая там от меня может быть помощь! Труп закопать?

      – Моральная! Сашка, я одна среди них озверею. Они в меня пиками будут тыкать. Как матадоры в быка!

      – Ты не одна, – напомнила Саша. – У тебя Олег.

      – Мужчины в таких делах понимают не больше, чем медуза в коньяке!

      Летящий директор в Сашином воображении сменился крепко выпивающей медузой. Галка еще раз чиркнула спичкой (на этот раз отлетела стенка коробка) и криво усмехнулась:

      – Он до сих пор уверен, что для его сестры я чистейшей прелести чистейший образец.

      – А на самом деле? – осторожно спросила Саша.

      Галя хрипло засмеялась.

      – Она мне ледоруб в лоб засадит – глазом не моргнет.

      К директору и медузе прибавилась Галка в таком виде, что Саша содрогнулась и поспешно отогнала скверное видение.

      Исаевой наконец-то удалось прикурить, и она глубоко затянулась. Острое ее лицо немного расслабилось.

      Они дружили с института, Саша Стриженова по прозвищу Стриж и Галина Исаева, которую все звали Галкой. Стриж и Галка, птичий базар, как подшучивали однокурсники. На третьем курсе Галка решила, что медицина – не ее призвание, бросила постылые галеры и пустилась в свободное плавание. На несколько лет Саша потеряла ее из виду.

      За Исаеву она не беспокоилась. Галя никак не должна была пропасть. Еще в институте недоброжелатели прозвали ее бульдогом, намекая на исаевскую энергичность и хватку, а также храбро выпяченную нижнюю челюсть. Легче было отобрать антилопу у долго постившегося крокодила, чем то, во что вцеплялась Галина.

      Она была работоголик, сквернослов и «девка буйная», как говорила о ней гардеробщица в институте. Девка буйная в ответ на ходу огрызалась и мчалась дальше по жизни, раздражая врагов неуемной энергией. От Галки можно было запитывать лампочки и прикуривать двигатели.

      Взбалмошность удивительным образом уживалась в ней с практической сметкой: начав работать, Галя за два года накопила первый взнос и купила