Лирика. Федор Тютчев

е вдруг…

      Как бы последний ропот муки,

      В них отозвавшися, потух!

      Дыханье каждое Зефира

      Взрывает скорбь в ее струнах…

      Ты скажешь: ангельская лира

      Грустит, в пыли, по небесах!

      О, как тогда с земного круга

      Душой к бессмертному летим!

      Минувшее, как призрак друга,

      Прижать к груди своей хотим.

      Как верим верою живою,

      Как сердцу радостно, светло!

      Как бы эфирною струею

      По жилам небо протекло!

      Но ax, не нам его судили;

      Мы в небе скоро устаем, —

      И не дано ничтожной пыли

      Дышать божественным огнем.

      Едва усилием минутным

      Прервем на час волшебный сон,

      И взором трепетным и смутным,

      Привстав, окинем небосклон, —

      И отягченною главою,

      Одним лучом ослеплены,

      Вновь упадаем не к покою,

      Но в утомительные сны.

<Не позднее осени 1825>

      К Н

      Твой милый взор, невинной страсти полный,

      Златой рассвет небесных чувств твоих

      Не мог – увы! – умилостивить их —

      Он служит им укорою безмолвной.

      Сии сердца, в которых правды нет,

      Они, о друг, бегут, как приговора,

      Твоей любви младенческого взора,

      Он страшен им, как память детских лет.

      Но для меня сей взор благодеянье;

      Как жизни ключ, в душевной глубине

      Твой взор живет и будет жить во мне:

      Он нужен ей, как небо и дыханье.

      Таков горе духов блаженных свет,

      Лишь в небесах сияет он, небесный;

      В ночи греха, на дне ужасной бездны,

      Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.

23 ноября 1824

      Весенняя гроза

      Люблю грозу в начале мая,

      Когда весенний, первый гром,

      Как бы резвяся и играя,

      Грохочет в небе голубом.

      Гремят раскаты молодые,

      Вот дождик брызнул, пыль летит,

      Повисли перлы дождевые,

      И солнце нити золотит.

      С горы бежит поток проворный,

      В лесу не молкнет птичий гам,

      И гам лесной, и шум нагорный —

      Все вторит весело громам.

      Ты скажешь: ветреная Геба,

      Кормя Зевесова орла,

      Громокипящий кубок с неба,

      Смеясь, на землю пролила.

<Не позднее весны 1828; начало 50-х гг.>

      Могила Наполеона

      Душой весны природа ожила,

      И блещет все в торжественном покое:

      Лазурь небес, и море голубое,

      И дивная гробница, и скала!

      Древа кругом покрылись новым цветом,

      И тени их, средь общей тишины,

      Чуть зыблются дыханием волны

      На мраморе, весною разогретом…

      Давно ль умолк Перун его побед,

      И гул от них стоит доселе в мире.

      .

      .

      И ум людей великой тенью полн,

      А тень его, одна, на бреге диком,

      Чужда всему, внимает шуму волн

      И тешится морских пернатых криком.

<Не позднее 1828; начало 50-х гг.>

      cache-cache[1]

      Вот арфа ее в обычайном углу,

      Гвоздики и розы стоят у окна,

      Полуденный луч задремал на полу:

      Условное время! Но где же она?

      О, кто мне поможет шалунью сыскать,

      Где, где приютилась сильфида моя?

      Волшебную близость, как бы благодать,

      Разлитую в воздухе, чувствую я.

      Гвоздики недаром лукаво глядят,

      Недаром, о розы, на ваших листах

      Жарчее румянец, свежей аромат:

      Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!

      Не арфы ль твоей мне послышался звон?

      В струнах ли мечтаешь укрыться златых?

      Металл содрогнулся, тобой оживлен,

      И сладостный трепет еще не затих.

      Как пляшут пылинки в полдневных лучах,

      Как искры живые в родимом огне!

      Видал я сей пламень в знакомых очах,

      Его

1

Игра в прятки (фр.).