Я тебя никогда не забуду…. Андрей Вознесенский

а,

      мне шепчешь нецензурно

      чистейшие слова?..

      И вдруг из электрички,

      ошеломив вагон,

      ты чище Беатриче

      сбегаешь на перрон!

      1959

      Параболическая баллада

      Судьба, как ракета, летит по параболе

      Обычно – во мраке и реже – по радуге.

      Жил огненно-рыжий художник Гоген,

      Богема, а в прошлом – торговый агент.

      Чтоб в Лувр королевский попасть

                                                  из Монмартра,

      Он

          дал

      кругаля через Яву с Суматрой!

      Унесся, забыв сумасшествие денег,

      Кудахтанье жен, духоту академий.

      Он преодолел

                       тяготенье земное.

      Жрецы гоготали за кружкой пивною:

      «Прямая – короче, парабола – круче,

      Не лучше ль скопировать райские кущи?»

      А он уносился ракетой ревущей

      Сквозь ветер, срывающий фалды и уши.

      И в Лувр он попал не сквозь главный порог —

      Параболой

                   гневно

                        пробив потолок!

      Идут к своим правдам, по-разному храбро,

      Червяк – через щель, человек – по параболе.

      Жила-была девочка рядом в квартале.

      Мы с нею учились, зачеты сдавали.

      Куда ж я уехал!

                         И черт меня нес

      Меж грузных тбилисских двусмысленных звезд!

      Прости мне дурацкую эту параболу.

      Простывшие плечики в черном парадном…

      О, как ты звенела во мраке Вселенной

      Упруго и прямо – как прутик антенны!

      А я всё лечу,

                        приземляясь по ним —

      Земным и озябшим твоим позывным.

      Как трудно дается нам эта парабола!..

      Сметая каноны, прогнозы, параграфы,

      Несутся искусство,

                               любовь

                                         и история —

      По параболической траектории!

      В сибирской весне утопают калоши.

      А может быть, всё же прямая – короче?

      1959

      Колесо смеха

      Летят носы клубникой, подолы и трико.

      А в центре столб клубится —

      ого-го!

      Смеху сколько —

      скользко!

      Девчонки и мальчишки

      слетают в снег, визжа,

      как с колеса точильщика

      иль с веловиража.

      Не так ли жизнь заносит

      министров и портных,

      им задницы занозит

      и скидывает их?

      Как мне нужна в поэзии

      святая простота,

      но мчит меня по лезвию

      куда-то не туда.

      Обледенели доски.

      Лечу под хохот толп,

      а в центре, как Твардовский,

      стоит дубовый столб.

      Слетаю метеором под хохот и галдеж…

      Умора!

      Ой, умрешь.

      1953

      B. Б.

      Нет у поэтов отчества.

      Творчество – это отрочество.

      Ходит он – синеокий,

      гусельки на весу,

      очи его – как окуни

      или окно в весну.

      Он неожидан, как фишка.

      Ветренен, точно март…

      Нет у поэта финиша.

      Творчество – это старт.

      1957

      Гойя

      Я – Гойя!

      Глазницы воронок мне выклевал ворог,

                                      слетая на поле нагое.

      Я – Горе.

      Я – голос

      войны, городов головни на снегу

                                         сорок первого года.

      Я – голод.

      Я – горло

      повешенной бабы, чье тело, как колокол,

                                 било над площадью голой…

      Я – Гойя!

      О, грозди

      возмездья! Взвил залпом на Запад —

                                      я пепел незваного гостя!

      И в мемориальное небо вбил

                                              крепкие