Первая любовь. Дмитрий Верещагин

Читать онлайн.
Название Первая любовь
Автор произведения Дмитрий Верещагин
Жанр Книги для детей: прочее
Серия
Издательство Книги для детей: прочее
Год выпуска 0
isbn 9785447429119



Скачать книгу

к, Рождество. Тем более что я, кажется, сказал выше, обещал рассказать и про это.

      Вот сегодня у нас сочельник. И мы выбрасываем все из избы вон. А именно: мочало, рую, вальки, берда, иголки, било – все то, короче, из чего составляется в избе станок и ткут на нем рогожи. Мы, наше село, ткали рогожи. У нас все в селе их ткали, исключая учителей и двоих-троих разве служащих.

      И вот, когда мы выбросим добро все это в сени, мама начинала мыть пол. Она так выскоблит его в честь праздничка годового, что, разгиная спину, говорит, бывало: «Ой, как бы половицы не прохудить, робята!» А потом мы наряжаем избу – как невеста, поглядишь, изба стала! Из такой и в баню идти нам не хочется! Но мама нам говорит:

      – Кто со мной не пойдет в баню, тому рубаху шить не стану!

      И – чего же – надо собираться с ней в баню. А после бани, – я любил этот час особенно, – наша мать падает на кровать сразу. Так она угорала! Потому и охотница была она попариться! «Пока два веника не исхлещу об себя, мне кажется, что я и не была в бане». Но я любил, когда она так основательно парилась. Любил. Потому что в это время от нее легко можно было смыться домой. Я, признаться, не люблю баню. Для меня она только как обязанность, мероприятие. Не более!

      Но как хорошо после баньки в нарядной избе!

      – Ox, – охает мать на кровати. И, вытирая пот, выступающий на лице у ней градом, говорит:

      – Робята, подайте мне водички и шариков со двора.

      Воды ей подаешь напиться, а «шарики со двора» – прошу вас не пугаться – это овечий помет. Пугаться тут нечего, потому что они, эти шарики, принесенные со двора, с мороза, очень хорошее средство от угара. Много лучше, я бы сказал, чем нюхать тертый хрен. Хрен хорошо когда? Когда угоришь не очень сильно. А с шариками (их, кстати, не нюхают, а закладывают ими уши) полежишь буквально минутку одну, не более, как уже все, чувствуешь, что голова проходит. А чтобы уж совсем она стала свежая – вот тут уже можно еще и понюхать хренку.

      Потом мы разделываем холодец. Мы: я и брат мой Воля. А мама расчесывает волосы. Сперва, прежде чем начать ей заплетать косу, которая была у ней большая, толстая, встанет, представьте, с табуретки… Нет, с сундука. Она всегда любила на сундуке после бани заплетать косу. До пяток! Как раз до пяток коса была! И прежде чем ее заплести, она всегда говорила:

      – Ну, кому облегчить голову? Гребешок у меня Маньки Маркеловой, мелкий. Все им вычешу!

      – Чешись, мам, чешись, – говорим мы с Волькой. Но она понимает это по-своему:

      – Да ба-атюшки. Да ма-амоньки. Это вы так разделываете? Да что же это вы делаете?

      Потом – это где-то под ночь уже – она ставит тесто. И только после того она примется шить нам рубахи. А то и нередко по штанам сошьет. Скажет, что «скроила только рубахи я обжорам», а наутро проснешься, смотришь, а под боком лежат еще и штаны.

      А орешки! Рождественские орешки! Ой и вкусно! Это просто языком нельзя выразить. А как подумаешь о том, что еще будет из еды на рождество! Пироги с калиной. Пироги с ревенем. Пироги с творогом, ватрушками называемые. Пышки. Блинцы – драченные пшенные и просто блины из муки восемьдесят первого сорта. Каша – простая пшенная и каша с тыквой. Картошка, жаренная на одних вытопках. Мяса чугун и чугун щей… Ой, разве все это перечислишь? Никак невозможно этого сделать, потому что рождество у нас праздник престольный. И как на него гуляли? Даже из Нечаевки нас было слышно!

      – Пыль у вас, ильменские, столбом стоит, – звонили, бывало, они нам на почту, – особенно слышно, как пляшут на Большой улице. Вот это уж действительно там Христос уродился.

      Но это все будет днем, к вечеру ближе. А сейчас я собираюсь славить. Благо стих «Рождество» выучил я хорошо на память. Вот я наелся досыта орешков, испеченных на сале: «Ой, мамка, как вкусно!» – и славлю:

      – Рождество твое, Христе боже наш, во сиянии мир свет разума: в нем бо звездам служащим и звездою чахуся и тебе кланится солнце Правды и тебе видится с высоты Востока. Господи, слава тебе.

      Мама повторяет:

      – Господи, слава тебе…

      – Дева дней пресущественного рожда-ает, – тяну я, – и земля вертеп неприступному прино-осит, – и, чуть завывая, – а-а-ангелы с па-ас-тырьми славосло-овят, – почти не завывая, а просто пою, – волхвы же со звездами, – вот теперь снова завываю, – путе-е-ествуют, – и как там бом бам, – наш бог роди, – там бом бам, – роди, – там бом бам, – роди, – и, набрав в грудь воздуха, – роди-и-ился, – и наконец последний аккорд, – отроча млада превечный бог…

      – И?.. – спрашивает мама, проглонув слюну.

      – С праздничком вас, люди добрые!

      – Ой, сынок. Ну никогда я ни от кого такого не слышала. Это… ой как хорошо! Я вот тебе за это дам… только Вольке не сказывай смотри… двадцать копеек. И еще орешков наложу в карманы.

      И она накладывает мне орехов полные карманы.

      – Они немного, – говорит, – подгорели, но это ты, ты сам уж виноват: я тебя заслушалась…

      Этот полный карман. Давай еще вот в другой… Давай, давай.