Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга третья. Повелитель собак. Александр Бедрянец

он стал держать некоторые свои вещи, в том числе ноутбук, которым в его отсутствие пользовалась Даша. В такие заезды вечерами он и рассказывал свои истории. Сам он не был инициатором, требовалось просить его рассказывать о прошлом, но если было время и настроение, то Родион не ломался и охотно предавался воспоминаниям. А память у него была, дай бог каждому.

      Рассказчиком Родион был каким-то неправильным. Он часто уходил от обозначенной линии и развивал боковые темы, потом возвращался назад. Видимо ему хотелось сделать повествование панорамным, а это требовало дополнительного описания персонажей. Из-за этого некоторые его истории перетекали одна в другую и становились похожи на сказки Шахерезады. Однако слушать их было интересно и не скучно. Смешливая Даша часто хохотала. Он смотрел неодобрительно, но замечаний не делал. Родион знал, что я записываю его рассказы на плёнку, но не возражал. Однако, литературная обработка этих записей оказалось трудным делом. Рассказы на бумагу не ложились, попытки как-то подправить делали их хуже, терялся колорит и своеобразие. Нижеизложенная версия воспоминаний Коновалова является слабой тенью живого их исполнения. Некоторые отрывки, в связи с трудностями адаптации, я передавала от третьего лица. Немало трудностей было и в общей систематизации. Хотелось как-то придерживаться хронологии, но сам Родион её не признавал. Он больше ориентировался на сферы проявления обратной случайности и подразделял их примерно так – совпадения, «сигналы», рыбалка и пьянка. Отдельной строкой шла армия, там была смесь всего. Хотя увлёкшись, частенько рассказывал просто так о всякой всячине. Рассказы шли порциями, и я решила обозначать их просто цифрами. В этой книге собраны воспоминания Родиона о годах его отрочества в начале шестидесятых, но кое-где имеются вставки из недавнего прошлого.

      Своё воздействие на милицию Коновалов почему-то не признавал, относя на счёт всяких суеверий. Отрицал он и ещё некоторые проявления, хотя они и бросались в глаза. Родион был уверен, что не обладает артистическими способностями, но когда возникала нужда, играл вполне убедительно. При внешней мягкости внутренне он был упёртым, и переубедить его в чём-то было почти невозможно.

      К некоторым воспоминаниям Родион делал предисловия, в которых его иногда заносило на отвлечённые рассуждения. В такие моменты его менторский тон и самонадеянность были невыносимы. Но когда приступ резонёрства заканчивался, то с лекторского стиля Родион переходил на живую речь обычного разговора.

      Слушая его детские воспоминания, я часто испытывала чувство зависти. Кто бы мог подумать, что в те годы в провинции у ребят была такая интересная и насыщенная жизнь. Она только угадывалась за теми фрагментами и эпизодами, которые излагал рассказчик. На подробностях досужего времяпровождения Родион внимание не заострял, ведь для него в них не было ничего особенного. Но мне было интересно, и кое о чём я его расспрашивала. Сельским подросткам не было скучно. Удивляло количество игр. В ненастную погоду собирались небольшими группами у кого-нибудь дома, и играли в домино, лото, карты, шашки и шахматы. Или шли в Рабочий клуб, где кроме небольшого кинозала имелись игровые комнаты с бильярдом, настольным теннисом, и отдельно для настольных игр. И был телевизор с линзой. Клуб не пустовал. Зимой был хоккей, строительство снежных крепостей и военные игры. Летом открывались широкие возможности для сидячих и подвижных игр на воздухе. Детей было много, и ватаги меньше двух десятков человек собирались редко. На каждом краю имелись свои излюбленные места сбора где-нибудь возле выгона или на пустыре. Днём это были обычные спортивные игры – футбол, волейбол, лапта, городки или велосипедные гонки. Вдобавок были особые сельские подвижные игры, требующие большого количества участников, и о которых я не слыхивала. Например «Красные и белые» и «Бешеный телок». С наступлением сумерек играли в «Испорченный телефон» и «Ручеёк». Взрослые никогда не вмешивались в эти развлечения. Дети сами поддерживали игровые традиции, плавно переходящие от поколения к поколению. По словам Родиона в «Ручеёк» и «Бешеного телка» играли задолго до революции.

      А ещё был труд. Почти у всех детей соответственно возрасту имелись домашние хозяйственные обязанности. Белоручки попадались редко, и были они не только в семьях начальников. А главное было в том, что в большинстве своём подростки в летние каникулы работали, причём добровольно. Основным стимулом были даже не деньги, а само пребывание в коллективе. То есть работа одновременно была и развлечением в хорошей компании. Те, кто действительно хотел заработать на велосипед или часы, устраивались индивидуально, например в подпаски. В этих делах закопёрщиком был Родионов приятель Юрка Левашов. Он рассказывал знакомым ребятам о том, как интересно работать на колхозном огороде, особенно поливальщиком. Ему верили и всей гурьбой шли туда работать. Поливать действительно было интересно. Мощный насос по большой трубе качал воду из речки наверх, а там её нужно было распределять. Большими мотыгами нагребались временные плотины, направляя потоки в нужное место, затем разрушались и строились вновь. А в конце этой весёлой суеты наступало время купания в речке. Следующим летом Юрка агитировал эту же компанию на прорубку лесополос. Нужно было только запастись добрым топориком, казённым работать было несподручно.