Иов. Федор Николаевич Глинка

v>Глотая звезды…[1]  Чудно все

      На пышном небе Аравийском

      В краю песков Авситидийском,

      В стране оазисов и пальм…

      Так семь ночей прошли в пустыне, —

      С тех пор как трое из друзей

      (И каждый от земли своей)

      Пришли об Иове проведать.

      И были те друзья – цари

      Или властители. – И первый

      Елиафаз был Феманин,

      Потомок от сынов Исава;

      С другой страны пришел другой: —

      Валдад, властитель из Савхеи,

      Ховарского Амнона сын;

      Ко дню назначенному прибыл

      И третий из друзей: то был

      Софар – и был он царь Минийский.

      Страдальца вид их поразил,

      Пришли и – друга не узнали!

      Вотще знакомых черт искали,

      Уставя на него глаза:

      Кругом его была зараза

      И Бога гневного гроза;

      На нем белелася проказа

      От головы до самых ног!

      Живой мертвец – он изнемог…

      Лишь кости, в судоргах, стучали!..

      И горько, горько зарыдали

      Друзья, узрев всю меру зла…

      Но скорбь уста им заперла:

      Склонив главы, они молчали,

      Не смея друга утешать…

      И чем утешить? Что сказать?!

      Но, растерзав свои одежды,

      Насыпав праху на главы

      И взбросив вверх по горсти праха,

      Семь дней и семь ночей сидели

      При дружном ложе на земле.

      ГЛАВА III

      Взглянул страдалец на друзей,

      Привстал и ветхие одежды

      Оправил… Но, себя страшась,

      Поник главой на перси. Тяжко

      Вздыхал скорбящий, и – он был

      Как кедр, надломленный грозою,

      Ни мертвым, ни живым. – Но вдруг,

      Отдавшись лютой скорби, громко

      Осиплым гласом возопил:

      «Погибни день, когда из чрева

      На гибель вышел я на свет,

      И ночь, которая сказала:

      «Се, в чреве зачат человек!»

      И я записан в книгу жизни!..

      Угасни тот злосчастный день

      Во тьме глухой и в сени смерти!

      Да будет мрачен он, как полночь,

      И душен, как полдневный зной! —

      И ночь, в которую я зачат,

      С тем днем, в который я рожден,

      Изглади, Господи! изглади

      Из книги тайныя Своей,

      Из лет, из круга годового! —

      И в той ночи да не взойдут —

      Утехи взоров – звезды неба

      И миловидная луна!

      С рассветом, свежестью богатым,

      Заря! ты, в роскоши своей,

      Не весели ее ни златом,

      Ни пурпуром своих бровей![2]

      Да будет ночь сия бесплодна,

      Да будет вся она – болезнь!..

      Пусть темен, сумрачен, как бездны,

      Повиснет свод над ней беззвездный!..

      Да ни единая жена,

      В часы погибельной той ночи,

      Страдальца в чреве не зачнет! —

      Не будь у той ночи прохлады!..

      Да заклянет тот день, ту ночь,

      Кто для заклятий мощь имеет,

      Кто, тайным словом, в дебрях змей,

      И, по глухим лесам, зверей.

      Иль, с брега, лютых крокодилов

      Скликать и заклинать умеет,

      Кому дана наука та,

      Кто, в час свой, древнего кита

      Таинственно преодолеет!..

      Зачем тот день, зачем – с той ночью

      Мне дали свет увидеть сей?

      Зачем я не родился мертвым?

      Зачем не умер я – родясь?!.

      Почто ты на свои колени

      Меня, о матерь! приняла?

      Почто лелеяла, ласкала

      Меня – младенца сберегала

      И в детских играх и во сне?

      Зачем молилась обо мне?!.

      Почто меня питали перси?

      Земли небывший населенец,

      Зачем я в чреве не погиб,

      Как недоношенный младенец?

      Меня б закинуть, чтоб пропал

      Я в пеленах, еще без смысла!

      За то давно б уже я спал

      Протяжным сном в глубоком лоне,

      На общем сходбище – в земле!

      Там все равны – рабы и князи:

      Богач бок о бок

1

Поэтическое выражение Аравийских поэтов: они представляют облака верблюдами, пожирающими звезды… Так, в одной из своих од (в оде на взятие Измаила) и наш Державин говорит: «и рыбы ходят в небесах». Здесь рыбами названы облака.

2

Выражение подлинника.