Восемь. Донбасских. Лет. Анна Ревякина

и не будет цен,

      только свечечки зажжены.

      Под ногами горит асфальт,

      и не слышно колоколов,

      в этом городе плавят сталь,

      проливают свою же кровь.

      А за городом светлячки

      освещают победный путь,

      я гляжу сквозь твои очки,

      я желаю к слепцам примкнуть.

      Что ни дом, то сплошная скорбь,

      что ни голос, то вой сирен.

      Этот город был слишком горд,

      и теперь он пошёл в размен.

      Бог торгуется, как банкир,

      не уступит и двух монет.

      Бог смеётся, что Божий мир

      утверждает, что Бога нет.

      Его смех – канонада дня,

      город плотно берут в кольцо.

      В этот город пришла война,

      я боюсь ей смотреть в лицо.

      «Иногда пространство не выдерживает и рвётся…»

      Иногда пространство не выдерживает

                             и рвётся,

      обнажая слои и заброшенные колодцы

      посреди дворов, где сирень и яблони,

      где высокий ты остаёшься маленьким…

      Навсегда. Там пахнет книгами

                             и прочитанным,

      пахнет крепко, вышколено, мучительно.

      Стой под яблоней и гляди на решётки

                             в окнах,

      стой, покуда в горле не станет сохнуть…

      Слово за слово, мы вернёмся, на кальке

                             детства

      абрис каждого обрисован, кто по соседству

      заливался смехом, судачил, бельё

                             вывешивал.

      Твоя мама смотрела сны зачастую вещие.

      Иногда в рулетке времени и пространства

      вдруг случается сбой, как на той

                             подстанции,

      по которой ты узнаешь дорогое место, —

      красный дом внутри прожитого детства.

      Узкий вход в подъезд, беседка

                             и сизый тополь.

      Он всегда был здесь, и всегда галопом

      вы носились по двору – оголтелые!

      А теперь ты впаян в иное тело,

      оно жёстче, суше, что, впрочем, кажется.

      «Я читаю души…» «Прочти,

                             пожалуйста!» —

      ты стоишь навытяжку, просишь взглядом.

      И я вижу небо!.. Его громада,

      если черпать, так же неисчерпаема,

      как и эта горловская окраина.

      «И хотя моя цель – не вырасти, но расти…»

      И хотя моя цель – не вырасти, но расти,

      ужасаясь дремучести воздуха над головой.

      Я всегда вспоминаю, что здесь полегли

                             костьми,

      уходя в забой. Уходя в запой,

      по стеклянное горлышко узких шахт —

      четверенили потихоньку, как муравьи.

      Не отмыть под ногтями и в пальцах

                             суровый такт —

      сама соль земли, сама боль земли.

      Словно стон роженицы – выдох, вдох.

      Нарастает рокот внутренних галерей.

      Уповай на Бога, но помни, что этот Бог

      не жалеет даже собственных сыновей.

      Но руда-земля тебя любит – вторая мать,

      подземелий пыль не похожа на стылый

                             прах.

      Если цель твоя – выстоять, так учись

                             стоять,

      но тебе в этом не помощник страх.

      «Странная моя девочка с растрёпанной головой…»

      Странная моя девочка с растрёпанной

                             головой,

      я всегда разговариваю с тобой, как

                             на передовой,

      я спешу к тебе так, как спешат приходить

                              домой

      после длинного дня, чтоб обняться

                             с пустой софой.

      Я боюсь поворачивать голову резко,

                             как в вещем сне,

      всё мне кажется, ты растворишься

                              в сплошной зиме,

      свет искусственный льётся по шее

                             и по спине,

      твоя тень – Атлантида, что лежит глубоко

                             в воде.

      Ты