Адов Пламень. Петр Верещагин

упруги Гвиневер…

      Так обыкновенно начинаются легенды об этом великом рыцаре, чья история наверняка известна многим достаточно хорошо, чтобы лишний раз к ней не возвращаться. О рыцаре, чье имя, наряду с именем жены короля Марка, златокудрой Изельде, давно стало нарицательным. И обозначают два этих имени, произнесенные вместе, одновременно несколько видов любви – и пьяняще-счастливую, и грустную неразделенную, и губительную для обоих.

      Но здесь речь не об этом.

      …Не раз король пытался избавиться от своего верного, но слишком могучего вассала, отправляя его свершать все новые и новые подвиги, однако доблестный рыцарь сокрушал все преграды, возвращаясь с победой. Да и много ли сыщется в мире такого, что не под силу тому, кто одолел черного дракона Морхальта и стал другом красного дракона Пендрагона!..

      Так говорили о Марке и Тристраме. Так некогда говорили в древней Элладе о микенском ванакте Эврисфее и Геракле. Так, возможно, говорили о самом Артуре Пендрагоне и Ланселоте Озерном. Так могли бы сказать даже о римском диктаторе Сулле Счастливом и юном Гае Кесаре из рода Юлиев. Люди часто любят строить сомнительные аналогии, особенно когда для этого нет никаких оснований.

      Но здесь речь, опять же, не об этом.

      Здесь – о том, что обыкновенно сказителями упоминается с крайней неохотой и вскользь. О том, как и почему погиб славный Тристрам. Точнее, почему он был обречен погибнуть, ведь чья именно рука и в какое именно место нанесла удар – важно только для любителей совершенной исторической точности, а в легендах как раз ей-то и не место.

      Итак, если мысленно перенестись немного назад, в год 524-й по христианскому летосчислению – пускай сей календарь и не в ходу у западных гэлов, ни тогда, ни теперь, – можно услышать нечто интересное. Конечно, если знать, где и как слушать…

      Было их двое на этой земле, лишь двое – она и он.

      Было их двое: она – во мгле, он – светом и тьмой рожден.

      Мглистой прохладой ласкали глаза под темным златом бровей,

      И если ее проливалась слеза – он кровью платил своей.

      Но пока его не узнает она —

      ее не узнает он.

      И черная встала меж ними стена,

      чье имя – Морхальт-дракон.

      Было их двое на острове том, в броне, что темна как ночь.

      И только один, человек иль дракон, уйдет невозбранно прочь.

      Было их двое, остался – один. Весь в ранах и без меча,

      Черной заре путь закрыл паладин, прогнавший из глаз печаль.

      И тогда могла бы понять она,

      зачем он ушел из тьмы.

      Но кровавая взмыла над ними волна

      артуровой войны.

      Было их двое пред Круглым Столом, красный дракон Пендрагон —

      И рыцарь, что спас Камелота престол, клыком кабана уязвлен.

      Было их двое, вассал и король. Король – и чужой вассал.

      Каждый из них отыграл свою роль, и полдень багряным стал.

      Хоть другой ласкает тело ее,

      она мыслью была лишь с ним.

      Но напоено ядом седое копье —

      и не жить уже вместе им.

      Было их двое, король и вассал. И отдал король приказ:

      «Белый саксонский дракон восстал и грозою идет на нас.»

      На север уехал в далекий поход рыцарь из Лионесс…

      Месяц прошел, и полгода, и год. И все не приходит весть.

      Жены привычны своих ждать мужей,

      а девы – своих женихов,

      Неспешно ведя счет оставшихся дней

      и свой защищая кров…

      Было их двое, и белый дракон со стяга рычит на дождь.

      Хенгист, что саксов наследовал трон, и Хорса, военный вождь.

      Было их двое, драконьих детей, что вышли наперерез

      Белому вестнику смерти своей, Тристану из Лионесс…

      А старый дракон, что остался жить,

      уж с югом войны не вел.

      Лишь поклялся убийце за все отплатить,

      и в зимнее небо ушел…

      Слухи ходили от северных скал до ласковых южных морей,

      Слухи о битве, в которой металл был мягче, чем крылья фей,

      Оба ль они там конец свой нашли, или один – как узнать?

      Или сошлись – и потом разошлись, властные сами решать?

      Но она верила в лучший удел,

      и год за годом ждала,

      Что небо пришлет соловьиную трель,

      и спрыгнет рыцарь с седла…

      Слухи сказаньями стали потом, мифами, детской мечтой.

      Каждый желает, чтоб звался «дракон» сраженный его рукой.

      Каждый желает, чтоб любящий взгляд (пускай и чужой жены)

      Встречал, когда он возвратится назад с очередной войны…

      Дикий