Женские истории пером павлина (сборник). Николай Беспалов

ище. Они там жили в одной комнате в офицерском общежитии. Спала она за трехстворчатым шкафом. Она мне рассказывала.

      – Ты только послушай, Тамарка, – говорила она мне, когда мы в Зеленогорске готовились с ней к экзаменам, – мне двенадцать лет. Мне уже не надо было лапшу на уши вешать, откуда дети берутся. Я лягу на свою раскладушку, а они тут же приступают к выполнению супружеского долга. Разойдутся и ничего не помнят. Папаша матом кроет, а мамаша так рычит, так рычит. Я в зоопарке такое слышала. Так львица рычит. Потом заместитель командира по АХЧ проникся (так мама говорила и при этом усмехалась, как баба гулящая) и дал нам еще комнату. Точнее, не комнату, а коморку…

      Пояснение.

      Тамаре в этот момент двадцать. Ее же подруге, когда та поселилась в комнатке-коморке, было пятнадцать. Там, в этой комнате, она и стала женщиной. Курсантам пятикурсникам разрешалось ходить в офицерское общежитие. От кого Наташа заразилась палочкой Коха, не установлено. Вылечили Наташу. Полгода она провела в туберкулезной больнице в Озерках. Там познакомилась с молодым инженером. Там дала свое согласие на брак с ним. Но об этом – позже…

      С Наташей мы разошлись надолго. Она заболела, я поступила в институт. Завертело, закрутило. Годы студенческие, годы молодые. Бессонные ночи. Походы на Карельский перешеек.

      На пятом курсе я поехала в Казахстан на целину. Мама с папой мои очень переживали, как я там буду. Привыкли, что я всю дорогу рядом.

      Кстати, о моих родителях. Папа мой – горный инженер, мама – учитель географии. Предмет «не бей лежачего». Не то что история. Там, что ни год, меняй конспекты. То Сталин – преступник, то он уже великий полководец. То Хрущев – самый прогрессивный из всех руководителей партии, то самодур. Нет, география лучше. Волга не потечет вспять.

      Когда я пошла в школу, папу отправили на Новую Землю. Там он строил какие-то шахты. Их использовали для атомных бомб. Потом папа поехал на Шпицберген. Заработал кучу денег. Купил «Москвич», отложил деньги на сберкнижку. И жили мы хорошо. Четырехкомнатная квартира в центре города. Нас тогда было пятеро. Папа, мама, бабушка, брат и я. Комнаты большие. Длинный коридор. Потолки под пять метров. Сосед в одной комнате сделал второй этаж и там спал.

      Так жили мы до той поры, пока братик мой не привел в дом жену. Все бы ничего, но жена была с «приданым». Годовалая Анечка была чудесной девочкой. Только ни капли не похожей на брата моего.

      Мать с первых минут возненавидела невестку. Что та ни сделает, все ей противно. А вроде интеллигентная женщина мама моя.

      Папа весь в работе. Он и ГИП, он и парторг отдела. Мой папа вступил в ВКПб еще в 1944 году.

      Папе не до дел семейных. В выходные сядет в свой «Москвич» и уедет на весь день за город. То на рыбалку, то по грибы и ягоды.

      Мама тоже дома старалась не задерживаться. Она все больше по пригородам. Пушкин, Павловск, Петергоф. Наберет своих оболтусов – и в путь-дорогу. Дом на бабушке. Я ей иногда помогу сходить на рынок. Люблю ходить на рынок.

      Ближе всего к нашему дому рынок на Васильевском острове. Если погода была хорошей, мы туда с бабушкой шли пешком. Идем, бабушка мне о своей молодости рассказывает. Моя бабушка человек странный. Так мне кажется. В войну она на себе вынесла с поля боя почти сотни солдат. За это ее наградили орденом Красной Звезды. В сорок девятом году ее арестовали по «делу врачей». Бабка работала в больничке, где лечились всякие начальники. Пять месяцев ее держали в тюряге.

      – Не дай Бог попасть туда! В камере нас пятнадцать человек. Спим по очереди. От параши вонь. Бабы сходят с ума без мужицких рук. Сами себя удовлетворяют. Когда меня выпустили, я чуть в обморок не упала. От свежего воздуха.

      Вот и пришли на рынок. Бабушка начинает обход. Если ей надо купить квашеную капусту, то она раза два обойдет ряд, прежде купит. Граммов триста. Как орут торговки! Как орут! Мне смешно. Я тоже напробуюсь всего. Дома есть уже не хочу. Это детство. На лето мы с бабушкой уезжали в Териоки. Так она называла Зеленогорск. У нас комната и веранда. У меня еще и беседка. Там мы с подружками устраивали наши посиделки. Кто что врет. Я слушаю. Это мои «университеты». Там я узнала, что такое эрогенные зоны, менструальный цикл.

      Бабушка умерла, когда я поступала в институт. Жара стояла неимоверная. Мы, молодые и здоровые, задыхались. Что же говорить о женщине, перенесшей инфаркт. Когда приехала «скорая», бабушка уже не дышала.

      Умерла она – и как будто выдернули из нашей семьи некий стержень. Родители будто с цепи сорвались. Папа иногда не ночевал дома. Мама не отставала. Ни тебе обедов, ни завтраков. В институт уходила с одной чашкой кофе в животе. Братик с женушкой отделились. Отдельный стол на кухне, свои ножи, вилки-ложки. Купили себе холодильник и поставили не на кухне, а у себя в комнате. Это маму сильно раздражало.

      – Что же она, – и мама делает кивок в сторону их комнаты, – считает, что мы воры и полезем в ее холодильник? Нужны мне ее пельмени сибирские.

      Говорит громко. Так, чтобы невестка слышала. Та слышит и тоже кричит: люди вроде культурные, а туда же! Как узнала, что я вчера купила пельмени?..

      Ну и пошло-поехало.