Под тремя башнями. Николай Дмитриев

кладывать!

      Худощавый мужчина, сидевший возле окна, поднял голову.

      – Почему, мы же только Узловое проехали?

      Морячок заинтересованно посмотрел на попутчиков.

      Их было двое, отец и сын. Сын, застенчивый подросток лет пятнадцати, лежал на верхней полке и вежливо отмалчивался, а его отец, обычно поглощённый своими мыслями, сейчас явно недоумевал.

      – А вы что, разве уже бывали здесь? – морячок оставил чемодан и присел на нижнюю полку.

      – Бывал… – мужчина едва заметно улыбнулся. – Только давно.

      – А-а… – догадался морячок. – Сына в родные места везёте.

      – Ну, родился-то я далеко, – уточнил мужчина, – но, как когда-то говорили, в большую жизнь отсюда пошёл… – Мужчина откинулся на спинку дивана и мечтательно закрыл глаза. – Вот сейчас будет станция Восток-товарный, потом перецепят паровоз и задним ходом потянут состав к городскому вокзалу. Там станем над самой речкой и пойдём в город пешком, через низинку, через мостик, прямо на центральный холм…

      – Ой-ой-ой! – морячок по-детски схватился ладонями за щёки. – Да вы сколько лет здесь не были?

      – Сколько? – мужчина на секунду задумался. – Да, пожалуй, лет тридцать…

      – Ого!.. – морячок даже присвистнул от удивления.

      – А что, изменилось многое?

      – Изменилось? Да тут новый город теперь!

      – А старый как?.. Перестроили?

      Голос у мужчины дрогнул, а его сын, заинтересовавшись разговором, свесился вниз.

      – Ну нет, что вы. Совсем наоборот. Там всё как было, даже вокзал старый, что над рекой оставили, только станцию перенесли.

      – Это куда же?

      – А прямо на бывшую товарную!

      – Там же ещё аэродром был? – изумился мужчина.

      – Застроили! – весело рассмеялся морячок. – Всё застроили и аэропорт перенесли. Да и какие там самолёты были, небось «кукурузники»?

      – Точно, «кукурузники». – Мужчина по-доброму улыбнулся. – Выходит, скоро город будет?

      – Да вот он! – морячок вскочил и распахнул дверь.

      Мужчина поспешно вылез из-за столика и, выйдя в коридор, замер перед окном. Поезд шёл вдоль густой россыпи новостроек, местами подходивших к самому полотну. Из-за домов поднимались высокие заводские трубы, одна из них густо дымила, закрыв верхушку плотным желтоватым клубком.

      – Это наш северный промышленный район, – пояснил морячок, придерживая коленом норовившую захлопнуться дверь.

      Подросток спрыгнул на пол и, став позади отца, тихо спросил:

      – Что, всё изменилось?

      – Ты же слышал, Старый город не трогали. – Отец усмехнулся, обнял сына за плечи и крепко прижал к себе. – Это здесь, когда меня самого звали Сашкой, было не так…

      Маленький город

      Тогда поезд медленно тащился мимо болотистых лугов, перелесков и только-только восстановленных полустанков. За дребезжащим окном ползли серые от времени соломенные крыши бесчисленных хуторов и голые пни сплошной вырубки, как бы подпиравшие колею, то и дело перемежаясь крохотными речушками.

      И хотя проплывающий за окном пейзаж был непривычен, Сашка не удивлялся. С тех пор как отца взяли на фронт, им с матерью, оказавшись в эвакуации, пришлось поездить порядочно, и при желании Сашка мог вспомнить и маленькие мотающиеся на выходных стрелках теплушки воинских эшелонов, и томительные стоянки в тупиках, и безжалостную толкотню сортировочных.

      Запомнились и сами вагоны, начиная от дачных с трамвайными скамейками и простых спальных с всё время дребезжавшими стальными проушинами бандажей верхних полок, до совсем уж невероятного великолепия древней развалины с бархатными диванами и императорским клеймом на раме, поданной под офицерские семьи в Ростове. Тогда ещё долго пришлось ехать вдоль донского разлива, и от самой насыпи чуть ли не до горизонта была только вода, из которой торчали перекошенные столбы линий электропередач с оборванными проводами.

      А ещё из окон этих вагонов Сашка видел горы касок возле станций Поволжья, груды металлолома на платформах и битую технику у едва осевших окопов, а больше всего разбомблённых и расстрелянных эшелонов, сваленных под откосы и обгоревших до того, что от них оставались только ржавые тележки да искореженные металлические каркасы.

      И после всего виденного, когда на последней станции паровоз, перецепленный в хвост эшелона, начал толкать состав перед собой, Сашка догадался, что ветка здесь тупиковая и городишко этот, куда они с матерью наконец приехали, должно быть, маленький, тихонький и захолустный…

      Мысль о том, что они наконец прибывают, заставила Сашку оторваться от окна. Пробежав по подрагивающему полу в конец вагона, он заскочил в туалет и первым делом уставился в зеркало. Из обшарпанной рамы на него смотрел немного нескладный вихрастый парнишка с вздёрнутым носом и добела выгоревшими бровями.

      Торчание