Спящий Бог. Илья Плахута

ной деревни. Все здесь друг друга знали, все ходили на воскресные мессы, чтобы восславить Господа и обсудить все последние новости, которые могли (или не могли) произойти в деревне. Жители зачастую ходили со счастливыми лицами – одного факта того, что они жили и существовали, им было вполне достаточно. Оттого себя они считали самодостаточными.

      Гарри, тот самый юноша, вошедший легкой поступью в полумрак церкви, называл их идиотами. Ему было мало просто радоваться жизни, он хотел понять ее смысл, ее сущность, ее противоположность – смерть. Ответы на свои вопросы Гарри решил найти у отца Фрэнка. Он должен был находиться в это время в церквушке – в общем-то, он практически никогда из нее и не выходил: он был слишком стар, чтобы преодолевать большие расстояния пешком, за руль садиться он не решался, а подвозить себя никому не давал – он считал это глупым и недостойным своего сана. Его даже не волновала последняя новость деревни – массово исчезавшие животные. Говорят, что собаки и кошки просто так не исчезают, но что до этого отцу Фрэнку? Найдут их, не найдут – это не его проблемы.

      Отец Фрэнк как раз находился в исповедальне. Он часто сидел там, надеясь, что его никто не потревожит, что никто не собьет его прекрасную дремоту в святилище. Увы, в этот раз получилось не так, как он задумывал: кто-то постучал по стенке исповедальни, привлекая его внимания, тем самым извлекая его из собственного сна. А во сне были его молодые годы, его путешествия через всю страну, его тяга к женскому полу. Часто после таких снов ему приходилось просить прощения у Всевышнего, хотя в самой глубине души отец Фрэнк ни о чем не жалел.

      Это был Гарри. Мальчик, тщедушный и с виду незрелый, постучался к нему на исповедь. Гарри был деревенским пареньком, отец Фрэнк каждые выходные видел его на мессе. Странно было, что он пришел на исповедь: что можно совершить скверного в 13 лет?

      – Здравствуйте, отец Фрэнк.

      – Здравствуй, Гарри. Как поживают родители?

      – Хорошо. Не жалуются. Может, они так стараются, чтобы я просто чего-то не видел или не слышал. Взрослых не поймешь. В любом случае, все кажется нормальным со стороны. Но я здесь не для этого…

      – Ты хочешь исповедаться, сын мой?

      – Именно так. И давайте представим, что вы меня не знаете, что я случайный человек в этой церкви. Это возможно?

      – Да, вполне. – Отцу Фрэнку не слишком нравился настрой Гарри. В его голосе он чувствовал какую-то грубость, даже злость. Хотя священник никогда бы не назвал этого мальчугана агрессивным.

      – Святой отец, я убийца. Я чертовски хладнокровный убийца.

      Внутри отца Фрэнка все похолодело. Он не знал, как реагировать на подобные заявления – в его практике подобного ещё не случалось. Тем более если учесть, что он сейчас был отделен зарешеченным окном от тринадцатилетнего паренька. Гарри продолжал:

      – Я убиваю часто, святой отец. Я убиваю много. Я обожаю смотреть, как те, кого я убиваю, корчатся в муках, страдают, тщетно пытаясь избежать боли. А я делаю всё, чтобы эта боль была совершенно невыносимой: я сжигаю их живьем, отрезаю им части тела, я не оставляю им ровно никакого шанса на выживание. Я могу обливать их горючей смесью, например, газолином, которого полно у папы в сарае. Я могу взять мамин кухонный нож и рубить, крошить жалкую плоть. Ведь это всего лишь плоть, ведь так, святой отец? Главное – дух. Ведь так, святой отец? Я посещаю Ваши мессы, внимательно вслушиваюсь в Ваши слова. Мне безумно интересно, насколько слабы тела, сколько им отведено времени для страданий до логичной и неизбежной смерти.

      Я тиран, я не оставляю им никакого выбора. Я все решаю за них. Я хочу увидеть, услышать, понять дух. Пока мне этого не удалось сделать. Пока я вижу только искареженность и боль. Мне становится нудно, хочется чего-то большего. И не подумайте, что я хочу уподобиться Господу – нет. Я хочу стать Им. Я еще не ощутил дух замученных тел, но я почувствовал власть. Вы знаете, Вы помните, как это, быть властным над кем бы то ни было? Каждый раз, когда я сжимаю в руке нож или держу зажженную спичку, я ощущаю внутренний огонь. И я не хочу, чтобы он когда-либо потух. Пусть этот огонь горит во мне незыблемо, вечно и ярко. Так ярко, чтобы сжигал всё вокруг, оставляя лишь жалкие, черные угольки – намеки на существование.

      На этом, наверно, и всё, святой отец. Я поделился с Вами, исповедался. Спасибо. Кроме Вас об этом знает только моя сестра. Но ей совершенно нет до меня дела – у нее сейчас особенный период в жизни, такой, который описывают в учебниках по биологии и физиологии. Она занята другим, точнее – другими…

      И да, никому не говорите то, что услышали. Забудьте. Выбросите из головы. А если у Вас не получится, то в тот момент, когда мне вновь станет нудно, я приду к Вам. Но тогда огонь будет пылать во мне, и Вам не избежать его. Вы почувствуете весь его жар.

      Спасибо еще раз. Увидимся на воскресной мессе.

      Гарри вновь постучал костяшками по крепкой, деревянной стенке исповедальни. Отец Фрэнк слышал, как он не спеша вышел за порог церквушки. Сам же священник осел на пол, не зная