Запрети мне любить. Кристина Майер

Наша задача – постараться сотворить невозможное, вы же знаете, чей это сын?

      – А если не будет результатов?

      – Будем надеяться, что Тигиев к тому времени смирится с инвалидностью единственного сына, – звучит приговор. Все нутро горит. Злость, боль. Почему со мной?! Хочется орать, крушить все на свете! Я отъезжаю от кабинета.

      Мне врали несколько месяцев. Кормили ложными надеждами и убеждали, что есть прогресс. Заставляли преодолевать боль…

      Для чего?! Чтобы я остался инвалидом?

      Все рухнуло в одночасье. Надежды… Вера… Жизнь. Земля разверзлась под ногами, и я провалился в черную бездонную пропасть. Нет спасения, мне оттуда не выбраться.

      Я набираю сиделке, она профессиональная медсестра, говорю, что освободился. Голос звучит ровно, я не хочу показывать слабость, не хочу, чтобы меня жалели!

      Водитель помогает мне сесть в машину, убирает кресло в багажник. Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза.

      – Как все прошло? – интересуется Анна – моя сиделка. Она сидит рядом, я чувствую, что смотрит на меня, но я не считаю нужным отвечать.

      В ее обязанности входит не столько уход за мной, сколько работа по дому. Я научился справляться без посторонней помощи, благо имел сильные крепкие руки. Не зря же я отдал спорту столько лет.

      Она переключается на водителя. Разговаривают негромко, обсуждают последние политические новости в стране, санкции, кризис…

      – Ты сегодня молчаливый, – мы въезжаем в лифт. Поднимаемся на нужный этаж. – Болит что-то? – ее мнимое беспокойство растет.

      – Подожди здесь, не раздевайся, – впервые я заговорил с тех пор, как выехал из кабинета физиотерапии.

      – Купить что-то надо? – я уже въезжаю в двери своей комнаты, достаю из тумбочки деньги.

      – Возьми, – возвращаюсь и протягиваю женщине.

      – Зачем так много? – удивленно смотрит на меня.

      – Здесь твоя зарплата и зарплата твоей сменщицы, забирай вещи, вы уволены.

      – Миша?.. – к ее удивлению добавляется растерянность.

      – До конца месяца счет в клинику оплачен, мне не звонить и не искать, больше я там не появлюсь.

      – Что случилось?.. Миша?.. – теперь она выглядит напуганной.

      – Дверь за собой захлопни, – чуть повышаю тон, голос звучит резко.

Михаил

      – Это что за выходки? Ты почему уволил весь медперсонал? – вечером приходит отец. Даже не успел заехать домой переодеться. Одет по форме, генеральские звездочки на погонах, которые сейчас особенно бесят. Это из-за них мне правду не говорили, боялись его расстроить, чтобы лицензию у клиники не забрал, а врачей в тюрьму не пересажал. Характер у генерала Тигиева был железный и жесткий. С ним нельзя спорить, кто об этом не знает, сам себе враг. Мы не смогли ужиться под одной крышей, поэтому мне рано пришлось стать самостоятельным. Многие, в том числе и мама, говорят, что мы с ним похожи. Наверное, доля истины в этом есть.

      – Я так решил. Не собираюсь зря тратить свои нервы и силы.

      «И обогащать врачей, которые за мой счет наживаются», – добавляю про себя.

      – Ты должен заниматься, чтобы скорее встать на ноги! – отец не понимает, в какой ад меня бросают его слова.

      – Я давно вырос и привык нести ответственность за свою жизнь! – мы орем друг на друга. – Сказал, что ноги моей больше не будет в клинике, значит, так и будет. Смирись с тем, что твой сын инвалид!

      – Ты что такое говоришь?!

      – Если ты не закроешь эту тему, ты меня потеряешь, – он бледнеет на глазах. Какие бы отношения между нами ни были, смерти я отцу не желаю. Не хватало, чтобы у него случился сердечный приступ. – Я уеду туда, где вы не сможете меня достать, – добавляю я. – Не будем спорить, – отец хочет что-то сказать, но сдается. Хватает фуражку и покидает, не прощаясь, мою квартиру. Сегодня первый день, когда я не приглашаю к себе женщину на ночь. Благо, там все работает, как швейцарский механизм. Не дает сбоев. Но мне никого не хочется видеть. Одно дело, когда ты восстанавливаешься после аварии и скоро встанешь на ноги, другое – это когда ты инвалид.

      Отец ушел, но сложа руки сидеть не стал. Он подключил друзей, которые приходили и сыпали соль на раны. А у меня мужества не хватило сказать, что я теперь не в команде. Мне никогда не сесть на байк, не выйти на ринг. Могу, правда, повисеть на мосту, но если свалюсь в воду, уже не выплыву. Да и жалкое зрелище представлять собой не хочу.

      Месяц уговоров. Я перестал брать трубку и отвечать на звонки друзей. Перестал открывать им дверь, когда они приходили. Сдался окончательно. Хорошо, что бизнесом мог управлять, а приносимый доход позволял жить в достатке. Постоянную прислугу не принимал, не хотел видеть в их глазах жалость и слышать слова поддержки. Еду заказывал. Уборкой занималась клининговая компания, просил присылать разных уборщиц.

      Стал нелюдимым… затворником.

Маша

      – Кто-нибудь знает, что у него произошло? – спросил Шах друзей.

      Мы сидели в уютной