По закону подлости. Марина Серова

я рассердилась по-настоящему.

      Тут очень вовремя на кухне отщелкнулся электрический чайник, и я получила возможность скрыть свое поражение гордой походкой с независимым покачиванием бедрами – влево раз-два, вправо раз-два.

      Если делать это чаще, получается не так выразительно, как задумывается.

      Пусть посмотрит и пооблизывается, недостойный опер, поймет, чего он лишается на все время своего отпуска!

      Пока я готовила кофе – две чашки, я не мелочная! – из комнаты не донеслось ни единого звука.

      Меня это устраивало.

      Приятно было думать, что Володька так сильно переживает, что даже дышит через раз.

      Нужно будет еще с полчаса посохранять на личике ритуальную маску индейской недоступности, потом с презрительным выражением на вышеупомянутом личике нехотя уступить пошлым домогательствам, ну а затем выгнать Володьку к чертовой матери, принять душ и лечь спать.

      В конце концов, то, что Володька женат давно и, как он постоянно врет – женат счастливо, – удобно по существу, надо быть справедливой, обоим.

      Я взяла чашки в руки, напомнила себе выработанный план действий и посмотрела на стрелки настенных часов.

      «Стоять смирно! – молча рявкнула я. – Если потратить полчаса на разборку, времени остается совсем ничего. Этот затюканный женатик сваливает от меня с омерзительной пунктуальностью, а быть дважды пострадавшей в один день – это уже перебор!»

      Я помедлила, прикинув, что пятнадцати минут на ссору вполне хватит, если провести ее достаточно агрессивно и насыщенно.

      Главное – не переборщить, а то Володька испугается всерьез, и я получу жалкое подобие, а не полноценное излияние… мгм… чувств.

      В полном соответствии с продуманным тактическим планом я натянула на физиономию растерянное выражение и, скорбно глядя поверх всего, вошла в комнату.

      То, что я увидела, заставило меня замереть на месте и сделать над собою титаническое усилие, чтобы не расплескать кофе.

      Этот недостойный одевался! Причем делал он это быстро, суетливо, словно я его выгоняла!

      – Стоять смирно! – скомандовала я теперь уже вслух и более мягко спросила: – Вы куда это собрались, юноша, можно узнать?

      – Ну-у… – Володька разглядел, что в моих руках два кофе, а не два топора, и, смутившись, покраснел.

      – Извини, Татьяна, – забормотал он, не зная, как себя вести.

      Его форменные брюки, которые он не успел застегнуть, воспользовались паузой и свалились с него, сложившись гармошкой на полу.

      Мужчина в трусах и носках – жалкое зрелище, кто в этом усомнится!

      – Я думал, что ты… что мы… поругались и… – Володька продолжал нести какую-то ахинею, но я его не слушала.

      Отвернувшись, я поставила чашки на журнальный столик и, не поворачиваясь, объявила, что мы с ним еще не доругались, что он еще не до конца выслушал мое мнение о своей жалкой персоне и что вообще, в конце концов…

      В этот момент я повернулась и чуть не плюнула с досады: он опять разделся и уже залез под простыню.

      Ну, что это такое?! Никакого понимания момента и сплошной прагматизм! Ну как можно поругаться с таким дураком? Вот и я не знаю!

      Я села в кресло, заложила ногу на ногу, закурила и привела чувства в норму.

      Увидев, что я страдаю молча и в одиночестве, Володька тоже закурил и начал бубнить что-то успокаивающее, но я его прервала.

      – Ну и куда вы едете со своей благоверной? – жестко спросила я, беря чашку в руку.

      – К северным оленям, – печально ответил Володька и вздохнул два с половиной раза. – В город Архангельск, у нее там родители живут.

      – А ты себе на уме, майор! – съехидничала я. – Нашел себе жену из такой далекой Тмутаракани, чтобы тещу реже видеть? Стратег, блин!

      Видя, что гроза пронеслась мимо, Володька привычно закатил глазки и затянул свою любимую песню.

      – Я ее нашел, скажешь тоже! – хмыкнул он и вытер пальцем под носом. – Я еще не совсем сбрендил, Тань. Это она меня нашла, а я вовремя и не понял этого.

      – Перестань хныкать, опер! – прервала я его разглагольствования. – Ты виноват во всем! Я обижена, и тебе нет прощения. Ты спер, похитил, тиснул, умыкнул – короче, стибрил – у меня возможность полноценного отдыха. В тот самый момент, когда я собралась наконец-то по-человечески отдохнуть от забот, ты выдернул у меня мужчину, себя то есть, и жизнь стала пресной и бессодержательной. О, горе мне, несчастной!

      – А-а-а, – робко заблеял Володька и начал быстро дотягивать свою сигарету.

      Я с интересом посмотрела на него.

      – Что вам еще, юноша? – равнодушно спросила я. – Какое еще горе вы хотите мне причинить?

      – А не могу ли я хоть как-то загладить свою вину? – спросил Володька и загасил окурок в пепельнице.

      – Полностью исключено! – отрезала я, допила свой кофе и посмотрела на часы. – Прошло всего пять минут, а я подумала, что уже все двадцать.

      Володька