Андрей Миронов и Я. Роман-исповедь. Т. Н. Егорова

ong>

      Акробатка – Нина Корниенко

      Антурия – Людмила Максакова

      Балерина – Майя Плисецкая

      Бодя – Владимир Долинский

      Ворон – Михаил Воронцов

      Галоша – Татьяна Васильева

      Директор – Александр Левинский

      Драматург – Эдвард Радзинский

      Жора – Георгий Мартиросян

      Жорик – Георгий Менглет

      Зеленоглазая Зина – Зинаида Плучек

      Инженю – Наталья Защипина

      Клара – Маргарита Микаэлян

      Корнишон – Михаил Державин

      Магистр – Марк Захаров

      Певунья – Лариса Голубкина

      Пепита – Наталья Селезнева

      Пудель – Павел Пашков, муж Лили Шараповой

      Русалка – Екатерина Градова

      Сатирики – Аркадий Арканов и Григорий Горин

      Синеглазка – Наталья Фатеева

      Спартачок – Спартак Мишулин

      Стукачка – Регина Быкова

      Субтильная – Лиля Шарапова

      Сценарист – Александр Шлепянов

      Травести – Броня Захарова

      Толич – Анатолий Папанов

      Ушка – Владимир Ушаков, муж Веры Васильевой

      Цыпочка – Вера Васильева

      Чек – Валентин Плучек

      Червяк – Александр Червинский

      Шармёр – Александр Ширвиндт

      Энгельс – Игорь Кваша

      Часть 1. Перо Жар-птицы

      Мария Миронова:

      – Таня, что это я у вас на карандаше? Почему вы все за мной записываете?

      – Перлы, перлы записываю, чтобы не забыть, а то все улетучивается!

      – А зачем вам это?

      – Произведение буду писать.

      – О чем?

      – О жизни.

      – А что вы там напишете?

      – Правду!

      – Тогда уж пишите обо всех!

      Глава 1. Репетиция любви

      «Егорова, Егорова… Татьяна Егорова… приготовьтесь – ваш выход… Татьяна Егорова… ваш выход… на сцену с Андреем Мироновым. Не опоздайте», – произнесла Судьба голосом помощника режиссера Елизаветы Абрамовны Забелиной по трансляции. Я не вздрогнула. Динамик висел наверху в углу гримерной. Посмотрела на него и загадочно улыбнулась. В последний раз оценив себя в зеркале, резко встала, вышла из гримерной и смело пошла по коридору в сторону сцены.

      Это произошло на гастролях в Риге 5 июля 1966 года в спектакле «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Андрей Миронов играл Холдена Колфилда, а меня, неделю назад покинувшую стены Щукинского театрального училища, за два часа до начала действия – в театре случилось ЧП – ввел своей талантливой рукой режиссер Шатрин. В роль Салли Хейс.

      Коридор, по которому я шла, был длинный и темный. Текст я знаю назубок, выгляжу прелестно, глаза блестят, и мне очень идет «американское» пальто с капюшоном, отороченным пышным белым песцом. И белые перчатки, и ноги, и каблуки…

      Подошла тихо к кулисе и встала как вкопанная. На освещенной сцене – Холден-Андрей… совсем рядом.

      – Алло, Салли Хейс, пожалуйста… Это ты, Салли? Как живешь? Ты не могла бы сейчас повидаться со мной? – умолял меня со сцены Холден Колфилд и Андрей Миронов. Именно меня, а не Салли Хейс. Салли была уже ни при чем.

      За два часа до спектакля, на репетиции, мы впервые познакомились. Репетировали нашу сцену. Обстановка деловая – мой срочный ввод, обязательное знание текста, траектория роли, атмосфера, состояние, действие. Артисты, играющие в этом спектакле, репетировали год, а я должна была все усвоить за два часа. Режиссер Шатрин был неожиданно ласков и в мягкой и игривой манере ввинтил в меня суть моей роли. Как положено по сцене в спектакле, мы сидим на скамейке с Андреем – он уже в десятый раз проговаривает свой текст, я – свой.

      – До начала спектакля час. Думаю, все пройдет хорошо, – сказал Шатрин, давая понять, что репетиция окончена. Посмотрел на нас.

      Мы сидим и не двигаемся, прижавшись друг к другу.

      – До вечера! – опять откуда-то донесся его голос. А мы сидим на скамейке, прижавшись друг к другу, и не двигаемся.

      – Ну, пока… – сказал режиссер, уходя.

      Вдруг повернулся – мы сидим на скамейке, прижавшись друг к другу, и не двигаемся! Смотрим на него в четыре глаза. Он на нас в два и внезапно весь озарился улыбкой. По его лицу мы прочли все, что не осознали еще сами. Смутившись, встали, деловито поблагодарили друг друга, простились до вечера, до свидания на сцене. И разошлись.

      Я все еще стою в кулисе. Внезапно на подмостках погас свет. Начались перестановки для следующей картины. Через минуту мой первый выход на профессиональную сцену. Машинально плотнее натягиваю белые перчатки. В сознании – шлейф вдохновения после репетиции, нетерпение – скорей, скорей к нему,