Перевоплощение. Алер

      1

      Я снова сбиваюсь со счета… Который же раз я живу? Я вновь повторяю кого-то, и будто бы всё наяву. А в той неизведанной дали, когда я возник первый раз, мне что-то бесстрастно шептали, но я не услышал тех фраз. Позднее, пройдя преломление, упав в окровавленный след, я вымолил было прощенье, но вырвалось гордое – «Нет!». И это разверзло пучину, лишившую радостных снов, вобравши меня как причину, согнувши меня как подков. Я стану, я стану молиться, уйдёт за печатью печать, позволив обратно пробиться и видеть священную стать… И снова сбиваюсь со счёта, но, кажется, близко предел, и вновь повторяю кого-то, но чувствую, что не успел.

      В формальном мире я лишён ключевых прав, подчиняясь вменённому мне сознанию и воле, хотя, конечно, это моё сознание и моя воля. Да, я могу отстранённо смотреть, иногда с радостью, но чаще с болью и страхом, смотреть в собственные глаза, ничем не выдавая наблюдателя, и видеть тянущиеся ко мне нити, сплетённые в канаты, на которых неясные чёрные фигуры, квадраты, ромбы, какие-то неправильные углы, но квадратов больше всего, значительно, значительно больше – наверно, я никогда не пойму Его символики. При всей разнообразности фигуры несут схожий вес, этого не проверить, но, если я так думаю, значит, я прав. Вес – такое короткое и приятное слово, в котором улавливается приглашение к лёгкости – а не сбросить ли его как мешок с песком, взмыв к небесам… пустая затея. Не знаю, насколько ещё достанет моих сил, пока я не падаю вниз, не погружаюсь в глубины, я медленно-медленно снижаюсь, стараясь всё-таки удержать высоту, но время не друг мне нынче, коли силы истекут раньше отмеренного срока, и тогда в лучшем случае я окажусь на той страшной пристани, где дожидаются печальной участи такие же… воду я уже вижу отчётливо.

      Я рискну, попробую вмешаться, чуть-чуть, этого порой достаточно – как дуновение ветерка в штиль, капля дождя при безоблачном небе, радуга над барханами пустыни. Я выпрошу снисхождения на эту малость, многим дозволялось, я знаю.

      Собственно, в нынешнем воплощении, в котором я пребываю около двадцати лет, доступно многое исправить, сбросив одну или несколько фигур. Да, я попробую разок-другой подсказать себе, пусть потом назовут это сверхвосприятием, ясновидением или ещё как угодно – пусть, уповать же буду лишь на любовь и прощение.

      Жизнь 1101-я

      1

      Мара объявила «Сталинград», видя пять ведущих козырей без туза, третьего короля в трефах и червонного туза с фоской, а прикуп не в тычку – две бесполезные бубны – восьмёрка и десятка, которые при игре вчетвером полагались бы «в морду» сдающему, а так, после некоторой паузы – из тактических соображений – сброшенные втёмную.

      – Похоже матушка, ты без лапы, – это сидевший напротив Сева, сообразивший, что Мара пошла на вынужденный «раз» и недовольна прикупом, ещё бы, вместо того чтобы смешать его со своими картами, тщательно перетасовать, и лишь после избавиться, она подержала бубнушки на краю «веера» и, немного поводя пальцами, скинула. Сева маскировался бутылкой пива, из которой помаленьку отхлёбывал, но за игрой следил.

      – Может быть, может быть, – Мара поняла ошибку, но вида подавать нельзя, хорошо, что первый ход не у Севы. Ей очень хотелось курить, но она ждала.

      – Пожалуй, выйду в черву, – неуверенно произнёс третий игрок, выкладывая девятку.

      – Ну, наконец-то, полковник, – Сева улыбнулся.

      – Отстань от Витюши, – Мара забрала тузом (Сева – по масти), вышла с козырного короля и жадно закурила.

      Вик признательно посмотрел на Мару и не обратил внимания (потому как пиво благоприятствует рассеянности), что Сева понёс бубну. Забрав тузом, Вик не спешил. Забавно, но иногда дружеские прозвища попадают в цель, на этой сдаче Вик действительно как тот полковник – «…что пасовал при трёх тузах», в распасах брал от пяти, но почему-то предпочёл лотерею инициативе.

      Игра ускорилась, когда, не ища лучшего продолжения, Вик положил козыря, а на следующем ходу снялся и с последней пики, отобранной Марой; в обоих случаях Сева кидал бубну. Он чувствовал, что один вист за ним, на чём-то малозначительном, но есть, а вот хода нет, и всё участие сводилось к демонстрации Вику правильного хода. Сева разобрался, что нельзя открываться в трефу: «Видимо, там второй или третий король», – поскольку у него самого – червонный марьяж с восьмёркой, отданной под туза Мары, именно этот марьяж и не позволил Севе ломануться на мизер. Справедливости ради заметим – мизер не ловился.

      Мара задумалась, обычно она играла резво, но в этот раз не торопилась, и ей повезло. За стеной, в соседней комнате, полоснуло звоном множества осколков – стекла и мата – задвигались стулья, кто-то заблеял козлом, а через секунду что-то, скорее всего, шкаф, грохнулось со всей дури об пол. Там пили по-взрослому.

      – Жорик опять не оригинален, – Мара никак не решалась, выбирая между червой и козырем, оттого и тянула время.

      – А значит «Stargazer» врубят, – вздохнул Вик. – Кондиция, похоже, та.

      – Мля-я, – протянул Сева. – Достался сосед по блоку, вся общага пьёт, но этот…

      – Наверно, туалет заблюют… или ванну, – Вику