Смерть из нашего подъезда. Арина Сонина

нтеллектуальной издательской системе Ridero.ru

      Пролог

      Третьи сутки шла погоня за преступником, уходившим по бульварному кольцу.

      Преступник, вьетнамский негр с лицом кавказской национальности, вторую неделю скрывался в недостроенном особняке банка «Среднерусское авизо», ночуя на чердаке и запивая несвежих устриц грязноватой водой из фонтана «Писающий мальчик». Ему было что терять, и он это уже потерял.

      Сейчас он как раз вспоминал, как его однажды любила женщина. У нее были голубые глаза навыкате и волнующееся лоно, на которое нельзя было смотреть без слез. Она любила его сверху вниз, снова вверх, потом опять вниз, и через некоторое время он сбился со счета и уже молча следил за ее левой грудью, которую она, объясняя ему устройство своего тела, почему-то упорно называла правой. Лево-правая грудь, ударяясь о соседнюю, право-левую, мелко дрожала, как испуганный суслик, затем успокаивалась, снова ударялась и снова дрожала, и это продолжалось так долго, что он опять сбился со счета и закрыл глаза.

      Когда он открыл их, было утро, и вокруг, кидаясь снежками, бегали круглые детсадовские дети. Он прислушался к себе и понял, что ему совершенно неинтересно как их зовут.

      По дороге домой он дважды перешел улицу на красный сигнал светофора, и его след взяла служебно-розыскная собака по кличке Сука, съедавшая до трех килограммов сырых сусликов в день.

      Преступление

      Характерные следы ярко-красной помады, начавшись в районе подбородка, привели следствие к установлению пола убитого.

      Возбужденное уголовное дело легло на стол прокурора с юридической фамилией Каценеленбоген.

      У прокурора было усталое лицо со множеством морщинок и подбородков и опостылевшая молодая жена в розовом кардигане. Жена никак не хотела рожать, и ее беременность тянулась уже пятый год. Прокурору очень хотелось сына с обыкновенной русской фамилией Сидоров, и, чтобы заглушить тоску, он шел в аптеку «37,2» и покупал на всю зарплату несколько пушистых памперсов. Молоденькие провизорши провожали его сочувственными взглядами и возвращались в аптеку к набившим оскомину обсчету и обвесу покупателей.

      Покупатели, пожилые супруги Неоперабельные, смущенно переглядывались и объявляли контрольную закупку презервативов «УПСА». На стол прокурора ложилось новое уголовное дело. Возбуждение нарастало.

      От автора

      Жил такой парень Володя Дементьев.

      Еще лет тридцать с небольшим назад жил. А потом его убили. Приятели-студенты в пьяной драке по поводу того, кто даст денег на очередную бутылку. Случайно, одним словом. Неподумавши.

      А я с ним в математической школе учился. И как-то на уроке литературы, когда мы разбирали поэму Блока «Двенадцать», и классная наша Вера Ивановна домогалась от нас ответа на вопрос: «Что же все-таки хотел сказать Блок?», – Володя встал и поведал, что словами «… На ружьях черные ремни, / Кругом огни, огни, огни» поэт хотел сказать, что «коммунизм – это есть советская власть плюс электрификация всей страны».

      Сразу после похорон я под их впечатлением написал рассказ «Враг Советского Союза». Рассказ слабенький, но искренний. Я с ним потом в Литинститут поступал, не взяли.

      Сказали: «Вам обязательно надо писать.».

      К чему это я?

      А к тому, что писать надо, в особенности, тем, кто хоть чуточку чУток (тавтология моя – В. П.) к приметам времени. А вдруг когда-нибудь кто-нибудь великий в этой свалке радиоактивных отходов с гордым названьем Интернет пороется и выудит оттуда эти самые приметы? И использует их для написания эпопеи «Ни мира, ни войны» или «Нечеловеческой комедии»…

      P. S. Для совсем уж непонятливых: детектив – потому что приметы.

      А некоторые уже больше ничего не напишут

      Жертва

      У жизни, как у кнопки, две стороны, острая и тупая, и от соприкосновения с ними происходят южные мужчины со шрамами в душе и любовью к пряностям и плосколицые северные женщины с застывшим в глазах удивлением. У смерти, в отличие от кнопки, всего одна сторона – обратная.

      Надежда впервые попробовала мыло «Dove» и долго не могла отойти от унитаза.

      Ей мучительно вспоминалось босоногое детство на обрывистом берегу таежного озера и колючие ордена Ленина на пожелтевшем обрывке молодежной газеты. Газету на заимку привозил участковый, рано овдовевший и обрусевший хохол по фамилии Негритянко, и ребятня встречала его у околицы, чтобы первыми прочитать по складам об успехах охотников-промысловиков и о найденной недавно в глухом урочище переписке декабристов Пущина и Кюхельбекера в трех томах.

      Долгими летними вечерами, рассевшись в чисто выметенной горнице вокруг единственной в поселке лучины, бабы сноровисто щипали газету на ровные одинаковые полоски, и пальцы