Небесный летающий Китай (сборник). Алексей Смирнов

что это все крыша, – снова и снова твердил зам. – Милиция говорит. – Слюна летела во все стороны, тоже солидарная с Губернаторовыми внутренностями. Она подражала кишкам и мозгам, выказывая лояльность.

      – При чем тут крыша? – спросил Чебуров бесцветным голосом.

      – Не эта, не настоящая. А наша крыша… наша и вражеская. Они вроде тоже хотели грант.

      – Мы бы его попилили… – главврач уподобился наивной Елизавете Фоминичне. Так бывает. В минуты стресса человек нередко склоняется к сугубо животным реакциям.

      – Оно конечно, да они хотят весь…

      Георгий Жорыч вышел из круга и пошел прочь.

      Фельдман устремился за ним:

      – Георгий Жорыч! А как же…

      Грандиозные преобразования – ремонт в четвертой и девятой палатах – расползались у него на глазах, как воздушные замки. Кошкин одиноко подрагивал в центре круга, дожидаясь, когда его подтолкнут. Он медленно превращался в живую легенду.

      – Фонтан, – бросил Чебуров, не оборачиваясь. – Мы же собирались построить в вестибюле фонтан? Вот из камней его и выложим.

      – Это пожалуйста, – закивал Фельдман. – Но…

      Не слушая его больше, Чебуров скрылся за дверью, где был чердак.

      Вертолет все висел, чуть покачиваясь, и воздух дрожал от винтов, преображаясь в очевидную паркинсоническую рябь. Показались первые тучи. Небеса надвигались, не в силах затормозить.

(c) май – июнь 2008

      Добрый вечер

      У меня много друзей. Я говорю им: добрый вечер.

      – Добрый вечер, Мари-Луиза.

      – Добрый вечер, Виссарион.

      – Привет, Захарий.

      – Мое почтение, Джек.

      – А вот и я, дорогая Настасья, что нового?

      Они отвечают по-разному.

      Мари-Луиза нараспев произносит:

      – Добрый вечер, сударь.

      Виссарион взлаивает:

      – Добрый вечер, старина.

      Захарий бурчит:

      – Привет, привет, давненько не виделись.

      Джек молчит, покусывает мне руку, накрывает на стол. Смешно он, однако, топочет.

      – Я вконец извелась, – жалуется Настасья. Сахарная пудра раскисает в сиропных слезах. – Я сохну. Я таю.

      Отвечаю:

      – Ну, ничего, ничего. Сейчас сядем кушать.

      Мою руки, включаю телевизор. Репортер рассказывает о достижениях конверсии. Масло вместо пушек: вот наш сегодняшний девиз.

      Джек приносит полотенце, виляет хвостом. Я поправляю ему очки, мягко выговариваю:

      – Эх, ты, голова – два уха. Грыз? Дужка вон треснула.

      Джеку стыдно, он прячется. Из столовой доносится невнятный разговор. Мне хорошо с моими друзьями. Раньше я был одинок, но теперь все в прошлом.

      Вхожу в столовую, все в сборе, расселись по местам.

      Повязываю салфетку.

      Я, когда ем, не свинячу, но всякий прием пищи – важный ритуал.

      – О чем разговор? – спрашиваю их бодро.

      – Захарий занудничает, –